Трое сыщиков, не считая женщины

Сержант Павел Алферов считался единственным свидетелем первого покушения на генерала и понимал, что его обязательно будут допрашивать. Скрывать ему было совершенно нечего, и на все вопросы он старался отвечать как можно подробней. Но что конкретного он мог сказать? Действительно, все произошло настолько быстро, что деталей не запомнил. Вдобавок ко всему, Павел бросился на помощь к генералу и правильно сделал, ведь Андрею Владиславовичу понадобилась срочная помощь, нужно было ехать в госпиталь. Хорошо, что он не стал тратить время на погоню. Преступник все равно мог уйти, наверняка пути отхода были продуманы, да и сообщники, скорей всего, имелись, причем с машиной. А без помощи генерал мог долго не выдержать.

Однако когда Алферова второй раз вызвали на допрос, сержант заволновался. Все его показания были записаны, ничего нового добавить он не мог. Почему опять вызвали в военную прокуратуру?

С нехорошими чувствами Павел прибыл к назначенному времени. Выписав пропуск, поднялся на второй этаж, в комнату 214. Постучавшись и услышав в ответ громкое «Входите!», сержант открыл дверь. Возле стола стояла женщина — старший лейтенант лет тридцати. У нее было строгое лицо. Высокая, несколько старомодная прическа напоминала птичье гнездо.

— Вы Алферов?

— Так точно.

— Присаживайтесь, товарищ сержант. Я сейчас освобожусь, — сказала она, что-то записывая в толстый альбом.

Павел сел и незаметно огляделся. Из мебели в кабинете только длинный стол и два стула. На столе красовался новенький ноутбук и еще какие-то приборы.

— Вы знаете, что это такое? — не переставая писать, спросила хозяйка кабинета.

— Нет.

Закончив писать, женщина отодвинула альбом, взяла чистый бланк и посмотрела сержанта:

— Это так называемый полиграф, если угодно, детектор лжи. Новая модель, отечественная разработка. Мы хотим, чтобы вы дали свои показании о покушении на генерал-лейтенанта под контролем этого аппарата.

— Разве что-то изменится? Я скажу то же самое, ничего нового так и не припомнил.

— Возможны нюансы, о которых вы сами не догадываетесь. Да и мы тоже.

Это прозвучало угрожающе.

Женщина попросила его снять гимнастерку и прикрепила к обеим рукам по нескольку датчиков, длинные и тонкие провода которых тянулись к аппарату.

— Вы расслабьтесь, сидите спокойно. Я задам вам несколько вопросов. Не надо бояться. Успокоились?.. Ну и чудненько. Начинаем. Ваша фамилия, имя, отчество?

— Алферов Павел Константинович.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот восемьдесят второй.

— Какое сегодня число?

— Двенадцатое августа.

— Зачем вы это сделали?

Сержант заметно побледнел:

— Я не понимаю вопроса. Что сделал?

— В ночь с воскресенья на понедельник вы отсутствовали. Когда вы вернулись в расположение части?

— В восемь утра.

— Где вы проводили время?

— Дома у родителей.

— Девичья фамилия вашей матери?

— Семина.

— В кого вы стреляли прошедшей ночью?

— Не понимаю вопроса. Я ни в кого не стрелял. Словно не слыша его, старший лейтенант продолжала, не спуская глаз с экрана осциллографа:

— Ваш размер ноги?

— Сорок третий. А зачем это?

— Здесь вопросы задаю я. Вы стреляли в генерала Свентицкого?

Лечащий врач сказал, что Андрей Владиславович потерял много крови и поэтому сейчас очень слаб. Турецкий пообещал не злоупотреблять расспросами.

— Задам самые необходимые. Следствием сейчас все делается в его интересах. Сами же видите, произошло второе покушение. Если преступника не остановить, он вообще будет охотиться, пока не достигнет своей цели.

— Генерал знает преступника? — недоверчиво спросил доктор.

— Вполне возможно. Во всяком случае, ему известно, чего следовало опасаться.

Свентицкий лежал на спине, до подбородка укрытый простыней. Он был до того бледен, что его крупная голова казалось высеченной из мрамора. Лицо оживляли лишь серо-голубые глаза. Обычно у больных такие глаза кажутся мутными, как у вытащенного из воды судака, а у него, напротив, — до прозрачности светлыми.

Поздоровавшись, Турецкий спросил:

— Андрей Владиславович, вы сами подозреваете кого-нибудь в покушении?

— Лежу, мучаюсь в догадках и ни на ком не могу остановиться.

— Тогда, чтобы не тратить время, я сразу возьму быка за рога. На данный момент у следствия существуют три основные версии. Во-первых, говорят, в армии вы были излишне принципиальны и не прощали подчиненным никаких прегрешений. Что бы вам ни сулили, доводили дело до суда.

— Трудно представить излишнюю принципиальность. Я не стриг всех под одну гребенку. Порой попадались отъявленные мерзавцы. Но чтобы схватиться за оружие и стрелять?..

Свентицкий говорил медленно и тихо.

— Хорошо, если это окажется ложный след. Все же таких, пострадавших от вашей принципиальности, придется проверить. Вторую версию подсказал ваш помощник полковник Шапорин, с которым мы встречались. Она связана с помещением для фонда «Рукопожатие».

— Это более вероятно.