Он, как видно, исполнить нам эти куплеты был только рад, потому что пришел немедленно и, не говоря ни слова, сел за фортепиано.
— Ну, сейчас-то повеселитесь! — шепнули нам молодые люди, проходя через залу, чтобы занять скромную позицию за спиной профессора. — Вот посмеетесь-то!
Герр Слоссенн-Бошен аккомпанировал себе сам. Вступление ничего комического не предвещало. Мелодия была какая-то потусторонняя и волнующая, и от нее по коже пробегали мурашки. Но мы шепнули друг другу, что вот она — немецкая манера смешить, и приготовились наслаждаться.
По-немецки я не понимаю ни слова. Я изучал этот язык в школе, но через два года после ее окончания забыл все начисто, и с тех пор чувствую себя гораздо лучше. Однако мне не хотелось обнаруживать свое невежество перед присутствующими. Поэтому я выдумал план, который показался мне просто отличным: я не спускал глаз со студентов и делал то же, что и они. Они прыскали — прыскал и я, они гоготали — гоготал и я. Кроме того, время от времени я позволял себе хохотнуть сам, как если бы только сам заметил нечто смешное, ускользнувшее от других. (Этот прием показался мне особенно ловким.)
Я заметил, пока исполнялась песня, что многие из присутствующих не спускали глаз с двух молодых людей — так же, как я. Когда студенты прыскали — прыскали они, когда студенты гоготали — гоготали они. А так как двое молодых людей только и делали, что на всем протяжении комических куплетов прыскали, гоготали и разражались хохотом, все шло самым замечательным образом.
И все же немецкий профессор, казалось, был чем-то неудовлетворен. Вначале, когда мы стали смеяться, на его лице отразилось глубокое удивление, как будто он ожидал чего угодно, только не смеха. Нам это показалось очень забавным; мы говорили друг другу, что в этой его серьезности и заключается половина успеха. С его стороны любой намек на то, что он понимает, как все это страшно смешно, погубит все, конечно же, полностью.
Мы продолжали смеяться, и удивление профессора сменилось возмущением и негодованием. Он свирепо оглядел нас (кроме тех двух молодых людей, которых он не мог видеть, так как они сидели у него за спиной), и здесь от смеха с нами случился припадок. Мы говорили друг другу, что эта штука сведет нас в могилу. Одних только слов, говорили мы, хватит, чтобы довести нас до судорог, а тут еще эта шутовская серьезность... Нет, это уже слишком, нет.
Исполняя последний куплет, профессор превзошел самого себя. Он ошпарил нас взглядом, исполненным такой сосредоточенной свирепости, что, если бы нас не предупредили заранее о немецкой манере исполнения комических куплетов, нам стало бы страшно. Между тем он придал своей странной музыке столько агонизирующей тоски, что если бы мы не знали, какая это веселая песня, то разрыдались бы.
Он закончил просто под визги хохота. Мы говорили, что ничего смешнее не слышали в жизни. Как странно, удивлялись мы: ведь считается, что у немцев нет чувства юмора, когда существуют такие вещицы. И мы спросили профессора, отчего он не переведет песенку на английский, чтобы ее смогли понимать и обычные люди и узнать наконец, что такое настоящие комические куплеты.
И тут герр Слоссенн-Бошен вскочил и взорвался. Он ругался по-немецки (немецкий, я должен сделать вывод, для этой цели подходит особенно), и приплясывал, и размахивал кулаками, и обзывал нас по-английски как только умел. Он кричал, что никогда в жизни еще не был так оскорблен.
Оказалось, что его песня вовсе не представляла собой комических куплетов. Песня была про юную девушку, жившую в горах Гарца, которая отдала свою жизнь ради спасения души возлюбленного. Он умер, и души их встретились в заоблачных сферах, и затем, в последней строфе, он ее душу бросил, а сам уволокся за какой-то другой душой. Я не ручаюсь за подробности, но это было что-то совершенно грустное, я уверен. Герр Бошен сказал, что однажды он исполнял эту песню в присутствии германского императора, и он (германский император) рыдал как дитя. Он (герр Бошен) сказал, что эта песня считается одним из самых трагических и наиболее трогательных явлений германской языковой культуры.
Мы оказались в ужасном, совершенно ужасном положении. Что здесь можно было ответить? Мы оглядывались, ища двух молодых людей, устроивших это мероприятие, но те скромным образом покинули дом немедленно после того, как исполнение прекратилось.
На этом вечер и кончился. Первый раз в жизни я видел, чтобы гости расходились так поспешно и тихо. Мы даже не простились друг с другом. Мы спускались поодиночке, ступая неслышно и стараясь держаться неосвещенной стороны лестницы. Шепотом мы просили лакея подать нам пальто и шляпу, сами открывали дверь, выскальзывали на улицу и быстро сворачивали за угол, по возможности избегая друг друга.
С тех пор я никогда не проявлял большого интереса к немецким песням.
Мы добрались до Санберийского шлюза в половине четвертого. У шлюза река здесь просто прелестна, а отводный канал удивительно живописен. Но не вздумайте идти здесь на веслах против течения.