Трое в лодке (не считая собаки)

Со вздохом мы обратили взоры к тому месту, где Гарриса с пудингом видели на этой планете в последний раз. И вдруг в жилах у нас застыла кровь, а волосы на головах стали дыбом. Мы увидели голову Гарриса — и все, больше ничего, одну только голову, — она торчала торчком среди высокой травы, и багровая физиономия на ней имела выражение страшного возмущения!

Первым опомнился Джордж.

— Говори! — заорал он. — Жив ты, умер, и где все остальное?

— Нет, он еще дурака валяет! — сказала голова Гарриса. — Надо же, как все подстроили!

— Подстроили что? — воскликнули мы с Джорджем.

— Что «что»! Чтобы я сюда сел, на это вот место! Тупая, ублюдская шутка! Хватайте свой пудинг...

И тут, прямо из-под земли — так, во всяком случае, нам показалось, — возник изуродованный, перепачканный пудинг, а вслед за ним выкарабкался и сам Гаррис, всклокоченный, грязный и мокрый.

Оказалось, что он, сам о том не догадываясь, сидел на самом краю канавы, сокрытой в густой траве; чуть подавшись назад, он грохнулся в эту канаву, а с ним грохнулся пудинг.

Он сказал, что никогда в жизни не был так ошарашен, когда вдруг понял, что падает — непонятно вообще как и куда. Сначала он даже решил, что наступил конец света.

Гаррис по сей день уверен, что мы с Джорджем запланировали акцию заблаговременно. Вот так несправедливые подозрения преследуют даже наиболее непорочных. Ибо, как сказал поэт: «Кто избегнет клеветы?»*

И действительно — кто?

ГЛАВА XIV

Уоргрейв. — Кабинет восковых фигур. — Соннинг. — Ирландское рагу. — Монморанси в сарказме. — Битва между Монморанси и чайником. — Занятия Джорджа игрой на банджо. — Которые не встречают поддержки. — Препоны на пути музыканта-любителя. — Обучение игре на волынке. — После ужина; Гаррис впадает в уныние. — Мы с Джорджем отправляемся на прогулку. — Возвращаемся голодные и промокшие. — С Гаррисом творится странное. — Гаррис и лебеди: история, заслуживающая внимания. — Гаррис проводит тревожную ночь.

После завтрака мы поймали ветер, который мягко пронес нас мимо Уоргрейва и Шиплейка. Растаявший в сонном полуденном летнем солнце, уютно устроившийся в излучине, Уоргрейв напоминает, когда глядишь с лодки, прелестную старинную картину, какая надолго запечатлеется на сетчатой оболочке памяти.

Уоргрейвский «Георгий и Дракон» кичится своей вывеской, одну сторону которой расписал член Королевской академии Лесли, другую — Ходжсон, из той же братии*. Лесли изобразил битву, Ходжсон дорисовал сцену «После битвы»: Георгий, закончив работу, отдыхает за пинтой пива*.

В Уоргрейве жил Дэй, автор «Сэнфорда и Мертона»*, и — к еще большей чести этого городка — был здесь убит.

В уоргрейвской церкви находится мемориальная доска в честь миссис Сары Хилл. Она завещала капитал, из которого ежегодно на Пасху надлежало делить один фунт стерлингов между двумя мальчиками и двумя девочками, которые «никогда не выходили из повиновения родителям; никогда, насколько это было известно, не бранились, не говорили неправды, не брали ничего без спросу и не разбивали стекол». Только представьте — отказаться от всего этого за пять шиллингов в год! За такие-то деньги.

В городе говорят, что некогда, много лет назад, действительно объявлялся мальчик, который действительно не делал ничего подобного (во всяком случае, его ни в чем ни разу не уличили, а это, собственно, все, что от него ожидалось и вообще было нужно) и, таким образом, стяжал венец славы. Его посадили под стеклянный колпак и в течение трех недель показывали в городской ратуше.

Дальнейшая судьба денег никому не известна. Говорят, каждый год их передают в ближайший музей восковых фигур.

Шиплейк — очаровательный городок, но стоит на холме, и с реки его не увидишь. В шиплейкской церкви венчался Теннисон*.

Дальше, до самого Соннинга, река вьется сквозь великое множество островков. Здесь она спокойна, тиха и безлюдна. Только в сумерках по берегам гуляют две-три парочки деревенских влюбленных. «Арри» и «лорд Фитцнудл» остались позади в Хенли*, а до унылого грязного Рэдинга еще далеко. Эта часть реки предназначена для мечтания об ушедших днях, исчезнувших лицах и образах; о вещах, какие могли бы случиться, но не случились, будь они прокляты.