Трое в лодке, не считая собаки

Укладка вещей была закончена без десяти час. Гаррис уселся на большую корзину и сказал, что, он надеется, ничего не разбилось. Джордж сказал, что если что-нибудь и разбилось, то оно уже разбилось (это замечание его вроде как успокоило). Еще он добавил, что готов идти спать.

Идти спать готовы мы были все. Гаррис сегодня должен был ночевать у нас, и мы поднялись в спальню.

Мы бросили жребий, и Гаррису выпало спать со мной. Он спросил:

— Ты, Джей, любишь спать у стены, или как?

Я сказал, что, в общем-то, предпочитаю спать на кровати.

Гаррис сказал, что это неоригинально.

Джордж спросил:

— В котором часу вас будить, ребята?

Гаррис ответил:

— В семь.

Я сказал:

— Нет, в шесть, — потому что собирался написать несколько писем.

Мы с Гаррисом немного поспорили на этот счет, но в конце концов поделили разницу и назначили половину седьмого.

— Разбуди нас в шесть-тридцать, Джордж, — сказали мы.

Джордж не ответил. Мы осмотрели Джорджа и обнаружили, что он уже спит. Тогда мы поставили у кровати лохань (так, чтобы утром, вставая с постели, он в нее кувыркнулся) и отправились на боковую.

Глава V

Нас будит миссис П. — Джордж, лежебока. — Надувательства с «прогнозом погоды». — Наш багаж. — Порочность мальчишки. — Мы собираем народ. — Мы шикарным образом отбываем и прибываем на Ватерлоо. — Простосердечие служащих Юго-Восточной железной дороги в отношении такой суетности как поезда. — Плыви, наш челн, по воле волн.

Разбудила меня наутро миссис Поппетс.

— Известно ли вам, сэр, что уже около девяти?

— Чего девяти? — закричал я, вскакивая.

— Часов, — ответила она в замочную скважину. — Я думала, проспите еще.

Я разбудил Гарриса и озадачил его. Он сказал:

— Ты вроде как собирался вставать в шесть?

— Ну, собирался. Почему ты меня не разбудил?

— Как бы я разбудил тебя, когда ты не разбудил меня? — парировал он. — Теперь до воды мы и к полудню не доберемся. Удивляюсь, как ты вообще взял на себя труд проснуться.

— Хм, — сказал я. — К счастью для тебя, что взял. Если бы не я, ты так бы и провалялся здесь все эти полмесяца.

Несколько минут мы огрызались в подобном духе, пока нас не прервал вызывающий храп Джорджа. Он напомнил нам, впервые с тех пор как нас разбудили, о его собственном существовании.

Вот он лежит — человек, который спрашивал, во сколько нас разбудить — на спине, рот широко открыт, колени торчат под одеялом.

Я не знаю в чем здесь причина, но вид другого человека в постели, который спит когда не сплю я, доводит меня до бешенства. Это ужасно, смотреть, как драгоценные часы человеческой жизни — бесценные мгновения, которые больше никогда не вернутся — тратятся всего лишь на тупой сон.

Во он Джордж, в отвратительной праздности швыряющий прочь неоценимый дар времени. Его ценная жизнь, за каждую секунду которой ему впоследствии придется предоставить отчет, утекает от него без пользы. А ведь он бы мог бодрствовать, набивая брюхо яичницей с беконом, доставая собаку или фиглярствуя с горничной — вместо того чтобы валяться, погрязая в забвении, оплетающем душу.

Это была страшная мысль. Она осенила нас с Гаррисом в одно и то же мгновение. Мы решили спасти его, и в этом благородном стремлении наш собственный спор был забыт. Мы ринулись к Джорджу и сорвали с него одеяло. Гаррис залепил ему тапочком, я заорал ему в ухо, и он пробудился.

— Чечилось? — огласил он, садясь на кровати.

— Вставай, тупорылый чурбан! — зарычал Гаррис. — Без четверти десять!

— Что? — возопил Джордж, спрыгивая с кровати в лохань. — Кто, гром его разрази, поставил сюда эту дрянь?!

Мы сказали ему, что нужно быть дураком, чтобы не заметить лохань.

Мы покончили с одеванием и, когда дело коснулось прочих деталей, вспомнили, что расчески и зубные щетки уже упакованы. (Эта щетка сведет меня в гроб, я знаю.) Пришлось спускаться и выуживать все это из саквояжа. А когда мы управились, Джорджу потребовались бритвенные принадлежности. Мы сказали, что данным утром ему придется обойтись без бриться, так как мы не собираемся распаковывать саквояж ни для него, ни для кого-либо вроде него.

Он сказал:

— Не валяйте дурака. Как я пойду в Сити вот так?

Это действительно было весьма непристойно в отношении Сити. Но какое нам дело до человеческих мук? Как выразился Гаррис, своим обыкновенным пошлым образом, Сити придется это сожрать.

Мы спустились к завтраку. Монморанси пригласил двух прочих псов проводить его, и они коротали время грызясь на крыльце. Умиротворив их зонтиком, мы уселись за отбивные с холодной телятиной.

Гаррис сказал:

— Хороший завтрак — великое дело.

И начал с двух отбивных котлет, заметив, что их надо съесть пока они горячи, в то время как телятина может и подождать.

Джордж завладел газетой и стал зачитывать сообщения о несчастных случаях на воде и прогноз погоды, причем последний пророчил: «осадки, похолодание, облачность переменная» (самая мерзкая пакость, которая только бывает с погодой), «местами возможны грозы; ветер восточный; в центральных графствах (Лондон и Ла-Манш) область пониженного давления. Бар. падает».