Трое в лодке (не считая собаки)

Вскоре мое внимание привлек человек в плоскодонке, на котором, как я заметил с некоторым удивлением, была точно такая же куртка и шапочка, как у меня. В плоскодонках он явно был новичком, и его выступление было весьма увлекательно. Нельзя было угадать что случится, когда он втыкал шест, — очевидно, он не знал этого сам. Он толкал лодку то по течению, то против; порой он просто начинал крутиться волчком на месте, объезжая вокруг шеста. И независимо от результата всякий раз одинаково сердился и удивлялся.

Народ на реке этим зрелищем вскоре не на шутку увлекся; зрители стали биться об заклад, каков будет исход следующего толчка.

В конце концов на противоположном берегу появились мои друзья; они остановились и также стали наблюдать за несчастным. Он стоял к ним спиной, и им было видно только куртку и шапочку. Тем самым они немедленно сделали скоропалительный вывод, что это я, их возлюбленный друг, устроил здесь показательное выступление, и радость их не имела границ. Они стали безжалостно глумиться над ним.

Сначала я не осознал их ошибки и подумал: «Как неучтиво с их стороны вести себя подобным образом, да еще по отношению к совершенно постороннему человеку!» Я уже собирался крикнуть и упрекнуть их, но сообразил в чем дело и удалился за дерево.

Ах, как они веселились, как дразнили бедного юношу! Добрых пять минут они торчали там, выкрикивая непристойности, издеваясь над ним, глумясь над ним, уничижая его. Они усыпали его затхлыми шуточками; они придумали даже несколько новых и пустили в него. Они выложили ему весь запас неофициальных семейных приколов, принятых в нашем кругу и ему, разумеется, полностью непонятных. Наконец, не в силах более выносить жестокие издевательства, юноша обернулся, и они увидели его лицо!

Я был счастлив отметить, что у моих приятелей сохранились остатки приличия, чтобы почувствовать себя круглыми дураками. Они объяснили ему, что думали, что его знают. Они сказали, что они надеются, что он не считает, что они способны нанести подобные оскорбления кому бы то ни было кроме ближайших друзей.

Разумеется, факт, что они приняли его за друга, снимает с них всю вину. Помню, Гаррис как-то рассказывал мне один случай, приключившийся с ним в Булони, во время купания. Он плавал недалеко от берега, как вдруг кто-то схватил его за шею и потащил под воду. Гаррис начал неистово отбиваться, но овладевший Гаррисом был, видимо, подлинным Геркулесом; все попытки вырваться оказались бесплодны. Гаррис уже перестал брыкаться и попытался было обратить мысли к серьезным вещам, когда злодей отпустил его.

Гаррис снова стал на ноги и огляделся в поисках своего потенциального убийцы. Душегуб стоял рядом и от души хохотал, но, увидев лицо Гарриса, всплывшее из-под воды, отшатнулся и ужасно сконфузился.

— Прошу прощения, честное слово... — пробормотал он растерянно. — Я принял вас за своего друга!

Как считал Гаррис, ему повезло, что его не приняли за родного. Тогда бы его утопили на месте.

Плавание под парусом также требует знания и тренировки, хотя, когда я был мальчишкой, я так не думал. Я был уверен, что сноровка придет сама собой — как в лапте или в пятнашках. У меня был товарищ, державшийся тождественных взглядов, и вот однажды, в один ветреный день, мы решили попробовать. Мы гостили тогда в Ярмуте и решили выйти в рейс по реке Яр. На лодочной станции возле моста мы наняли парусный шлюп — и вышли.

— Денек-то свежий, — напутствовал лодочник, когда мы собирались отчалить. — Лучше возьмите риф, а пройдете излучину, двигайте в крутой бейдевинд.

Мы ответили, что а как же он еще думал, и на прощание бодро пожелали ему «счастливо оставаться», недоумевая про себя, что значит «двигать в крутой бейдевинд», откуда брать этот «риф» и что с ним делать, когда мы его возьмем.

Пока город не скрылся, мы шли на веслах, и затем, выбравшись на простор, над которым носился уже не ветер, а целый ураган, решили, что пора начинать операцию.

Гектор — кажется, его звали так — продолжал грести, а я начал раскатывать парус. Хотя задача оказалась нелегкой, я в конце концов с ней справился, и тут появился вопрос — где у паруса верх?

Руководствуясь неким природным инстинктом, мы, понятное дело, решили, что верхом был низ, и начали крепить парус наоборот, вверх ногами. Чтобы его поставить (пусть даже так), все равно ушла прорва времени. По-видимому, у паруса создалось впечатление, что мы играемся в похороны, причем я — труп, а он — погребальный саван.

Обнаружив, что это не так, он треснул меня по голове гиком и решил больше ничего не делать.

— Намочи его, — сказал Гектор. — Сунь в воду и намочи.

Он объяснил, что люди на кораблях всегда мочат паруса, прежде чем их поставить. Я намочил парус, но стало только хуже. Когда парус липнет к вашим ногам и обворачивается вокруг головы даже сухой, это неприятно; когда мокрый — это просто непереносимо.

Все-таки, вдвоем, мы его поставили. Мы натянули его — не совсем вверх ногами, а больше наперекосяк — и привязали к мачте куском фалиня, который для этого пришлось отрезать.