Трое в подводной лодке, не считая собаки

Пятнадцать вёрст — это вполне достаточное расстояние, чтобы кое о чём подумать. Критически переосмыслить результаты своей деятельности. Всё, казалось, было прекрасно. Ремонт удался, Сашка даже гордился собой, как минимум тем, что отец Онуфрий должен ему два ткацких станка. Но что-то свербело. Потом, на пятой по счёту версте, до него дошло. Время. Полмесяца для двух, пусть не самых простых шестерён — это много. Это чудовищно много. Так он и до Рождества никакого станка не построит. А глядя на Трофима, думать, что тот согласится на снижение качества в пользу скорости — не стоит. Опять всплывает вопрос своей артели. Команды, если хотите, которая сможет понять разницу между массовым и штучным продуктом. И уяснить, где та грань упрощения изделий, за которой наступит потеря качества и репутации. Он тяжело вздыхал, не вполне ещё осознавая, что он уже идёт по Пути, встал на ту тропинку, с которой свернуть невозможно. По самым разным причинам.

Однако погода была прекрасная, самое начало бабьего лета, солнышко светило, птички чирикали, и Сашкино настроение качнулось в обратную сторону. От избытка чувств он запел песню «Плывут туманы белыя, с моей тоской не знаются…». Голосом и слухом его бог не обидел, приятный мощный тенор, отягощённый семью годами музыкальной, и не самой плохой, школы, разнёсся над дорогой.

К бане Саня успел. Но больше всего его удивило не это. У него чуть глаза на лоб не полезли, когда он увидел мирно беседующих Ярослава и старика Романова. Прям какая семейная идиллия! Старик обладал несносным характером, ни Славу, ни Сашу, ни в грош не ставил, и, казалось, терпел в своём доме только из милости. Несколько сгладила острые углы их причастность к огнестрельному оружию, но не до конца. А тут благолепие какое-то, дед в очередной раз в постели с простудой, а Славка за столом, строчит что-то там в тетрадь. И когда он наловчился гусиным пером писать?

— Изздрассти вам, — поздоровался Сашка, — хвораете, Ефим Григорьевич?

— Кхе-кхе, да вот… — ответил старик.

— О, Саня! Вернулся, совсем пропащий. Как дела, срочно рассказывай!

— Лукиановой пустыни мельницу отремонтировал. В зачёт двух станков ткацких. Устал, жрать хочу. Охота, как я понимаю, накрылась?

— Накрылась твоя охота, да я тебе скажу, немного ты потерял. Ефим Григорич, мы вас покинем ненадолго?

Старик лишь вяло махнул рукой. Сашка метнулся в баню, пока вода горячая ещё была, а потом уселись они за стол, делиться наболевшим. Пришла Анна, зарядила Глашку накрывать неурочный ужин. Сашка вкратце рассказал, как он профукал рубль, и о монастырском подряде.

А Славка, пока Александр трудился на благо компании, занимался сущей ерундой. То есть они со стариком наносили визиты к соседним помещикам.

— Нынче, — сказал он с постным лицом, — мнится мне, что зима будет снежная. Берёза не облетела, а осина уже голая. Несомненно, Дарья Матвеевна. Значить и озимые хороши будут. Сам-три, даст бог, возьмём в следующем году.

Ярослав не выдержал и рассмеялся.

— Как тебе концерт? А мне эту оперу чуть ли не каждый день исполнять надо. Чудовищно всё. Такие же нищеброды, как и мы. И интересы вот такусенькие. У богатеньких свой клуб, да и тусят они в основном в столицах, мы для них так, прах под ногами, разве что не христарадничаем. Такое ощущение, что тебе норовят корку хлеба в карман сунуть, чтобы отвязался поскорее. Прощупываю почву под создание АО, так вот и ездим.

Вздохнул.

— Только КПД никакущий. Невместно, дескать, пачкать дворянскую честь презренным ремесленничеством или торгашеством. Тьфу, — сплюнул он, — сидят, как индюки, иной раз в доме жрать нечего, а им, видите ли, невместно деньги зарабатывать. На паперть скоро пойдут, смех смехом, а всё равно не почешутся. Гоголь гений будет, однозначно. Все эти Плюшкины, Коробочки…

— Ну не все ж такие? — спросил Саня.

— И это хорошо, что не все. Есть люди, есть. С мозгами. Но тоже со своими клопами в голове. Всё равно, пока выгоды не увидят, не пойдут. Закон природы. Как начинать дело — так нет желающих. Стоит только на ноги встать — так сразу и желающие прибегут, и доброхоты, и всяк захочет к успешному делу присосаться. — Он передразнил кого-то, — деды так наши жили, и негоже старый порядок нарушать.

— В поместьях, в основном старики сидят, вроде нашего Ефим Григорьевича, ветераны, так сказать, либо не способные по состоянию здоровья служить. Сейчас, правда, потихоньку начали офицеров со службы отпускать, в связи с оскудением казны. Нам бы любых. Пусть и нищих. Просто уровень другой. Дворянин, даже нищий — это дворянин. Ну ладно, я с ними работаю. Когда жрать нечего будет, сами придут. А может, у кого раньше соображалка сработает.

— А ты со стариком, чё, закорешился? — спросил Саша.

— Ну дык. Костя попросил, ветеранские воспоминания записать. А потом самому интересно стало.

Слава никогда бы не подумал, что у такого флегматичного и немного замороженного Кости могут быть какие-то страсти. Но оказалось, что есть.