Трое за границей

— Что же, сэр, если бы вам нужно было идти на Ипсвич, то, конечно, лучше и не придумаешь. Но нам-то, как вы знаете, нужно идти на голландское побережье. Ничего не поделаешь, сэр.

Я сообщил новости Этельберте, и мы решили провести день на берегу. Харидж — город не бойкий; под вечер, можно сказать, тоскливый. В Даверкорте мы взяли по салату и по чашке чая, после чего вернулись на набережную, чтобы найти капитана Гойлза. Мы прождали его целый час. Когда он вернулся, ему было явно веселее, чем нам. (Если бы он лично не заверил меня, что не пьет ничего, кроме стакана грога перед сном, я подумал бы, что он пьян.)

На следующее утро ветер был южный, что привело капитана Гойлза в совершенное беспокойство. Было ясно — и передвигаться, и оставаться на прежнем месте равным образом небезопасно. Нам оставалось лишь уповать, что прежде чем ветер переменится, страшного не произойдет. К этому времени Этельберта прониклась к яхте нерасположением. Она сказала, что предпочла бы лучше провести недельку в передвижной пляжной раздевалке: ее, во всяком случае, не мотает.

Мы провели еще один день в Харидже, еще одну ночь и день следующий. Ветер по-прежнему оставался южным, и мы заночевали в «Голове короля». В пятницу ветер задул строго с востока. Я встретил капитана Гойлза на пристани и предложил, при таких обстоятельствах, выйти. Явным образом моя настойчивость привела его в раздражение.

— Если бы вы в этом больше понимали, — сказал он, — то сами бы знали, что этого делать нельзя. Ветер же дует прямо с моря!

Я сказал:

— Капитан Гойлз, скажите мне, что за предмет я нанял? Это яхта или дебаркадер?

Мой вопрос его, как видно, ошеломил. Он сказал:

— Это ял.

— Я вот что имею в виду, — продолжил я. — Может ли этот ял передвигаться, вообще? Или он здесь на вечном приколе? Если на вечном приколе, скажите мне прямо. Тогда мы возьмем немного плюща в горшках, пустим его по иллюминаторам, подсадим немножко цветов, а на палубе поставим навес, чтобы стало уютней. Если, с другой стороны, он может передвигаться...

— Передвигаться! — перебил капитан Гойлз. — Дайте мне нормальный ветер...

— А что значит «нормальный ветер»?

Капитан Гойлз озадачился.

— За эту неделю, — продолжил я, — у нас был ветер и с севера, и с юга, и с востока, и с запада — во всех сочетаниях. Если на компасе имеется еще какая-нибудь часть света, откуда он может подуть, так и скажите, я буду ждать. Если нет, а якорь не врос в океанское дно, мы сегодня же его поднимаем и смотрим, что будет.

До него дошло, что шутить я не собираюсь.

— Ну что ж, сэр, — сказал он, — вы хозяин, я работник. У меня, слава богу, лишь один несовершеннолетний ребенок. Ваши душеприказчики, надо думать, обойдутся с моей старухой как полагается.

Его серьезность потрясла меня.

— Господин Гойлз, — сказал я. — Будьте со мной откровенны. Есть ли надежда, что наступит такая погода, когда мы сможем убраться из этой проклятой дыры?

К капитану Гойлзу возвратилось сердечное благодушие.

— Понимаете, сэр, — сообщил он, — берег-то весьма хитрый. Если мы выйдем, все пойдет как по маслу, но вот только выйти на такой скорлупке, как эта... В общем, сэр, если быть откровенным... Это дело нешуточное.

Я покинул капитана Гойлза, получив заверения, что он будет следить за погодой как мать следит за спящим младенцем (это было его собственное сравнение; я им был весьма тронут). В двенадцать я увидел его опять: он следил за погодой из окна пивной «Якорь и цепь».

Этим вечером, в пять часов, мне улыбнулась удача. На Хай-стрит я встретил двух товарищей-яхтсменов, которым пришлось зайти в Харидж — у них повело руль. Я поведал им свою историю, их больше развеселившую, чем удивившую. Капитан Гойлз и двое других работников по-прежнему вели наблюдение за погодой. Я помчался в «Голову короля» и привел Этельберту в готовность. Вчетвером мы тихонько прокрались на набережную, где нашли нашу шлюпку. На борту находился только юнга; двое моих приятелей взяли яхту под свое начальство, и к шести часам мы весело шли под ветром вдоль берега.

На ночь мы стали под Олдборо, а на следующий день дошли до Ярмута, где (моим друзьям нужно было ехать) я решил яхту бросить. Провиант мы распродали на берегу, рано утром, с аукциона. Я понес убыток, но «сделав» капитана Гойлза, получил удовлетворение. «Бродягу» я оставил на попечение местного морехода, который взялся доставить ее обратно в Харидж за пару соверенов. В Лондон мы вернулись на поезде. Наверно, бывают и не такие яхты, как «Бродяга», и не такие шкиперы, как капитан Гойлз. Но этот случай предубедил меня против тех и других.

Джордж также считал, что яхта потребует немало возни, и мы отбросили эту идею.

— Как насчет реки? — предложил Гаррис. — Как-то раз мы весьма мило провели на ней время.

В наступившей тишине Джордж затянулся сигарой, а я расколол новый орех.

— Река сейчас уже не такая... — сказал я. — Не знаю что, но с речным воздухом что-то творится... Какая-то сырость, что ли... У меня всегда ломит поясницу.