Трофей для хоккеиста (СИ)

– Дерьмо, а не телефон, – резюмирует Багров, глядя на мой старый поцарапанный мобильник с трещиной на экране. – Не можешь со своих заработков купить себе нормальный?

– Не твое дело, – вспыхиваю я.

– Даже того, что я тебе тогда оставил в клубе, хватило бы на два нормальных телефона, —задумчиво говорит он. – На что у тебя вообще деньги уходят? Азартные игры? Наркотики?

И почему-то это становится последней каплей.

То есть мало того, что я, по его мнению, проститутка. Так еще и наркоманка?!

Я молча встаю и швыряю в него телефоном, целясь прямо в лицо. Багров, демонстрируя профессиональную реакцию, молниеносно уворачивается, мобильник пролетает мимо и приземляется на асфальт.

Черт, как же телефон жалко!

Я швыряю в Багрова рюкзаком (тоже безуспешно), потом громко всхлипываю и бегу. Не знаю куда, мне неважно. Просто подальше отсюда, подальше от этого ужасного дня, от бесчувственного Багрова, от неподъёмной ответственности, под тяжестью которой я задыхаюсь.

Хотелось бы бежать долго-долго, пока не подкосятся от усталости ноги, пока я не упаду где-нибудь посреди зеленого поля и буду лежать, глядя в небо. Просто лежать и ни о чем не думать.

Но, конечно, мне не дают пробежать даже сотни метров. Куда мне тягаться с лучшим игроком столичной хоккейной команды?

– Отпусти меня! – я уже в голос рыдаю, отчаянно вырываясь из его рук. – Отпусти! Козел! Мудак! Скот…

Он снова зажимает мне рот.

– Не здесь, – спокойно поясняет Багров. – Если кто-то снимет твою истерику на видео, меня ждут неприятности. Можем поехать ко мне домой и там покричишь. Пойдет?

Я отчаянно мотаю головой.

– Тогда в машину хотя бы пошли.

«Пошли» – это, конечно, громкое слово. Мои ноги вообще не касаются земли, потому что Багров просто тащит меня к огромному черному «гелику», припаркованному прямо напротив служебного входа. Руку с моего рта он предусмотрительно не убирает.

И только когда меня запихивают в машину и двери захлопываются, я снова получаю свободу слова.

Но говорить у меня уже нет никакого желания – я просто реву, уткнувшись в ладони. Затем пытаюсь врезать Багрову по морде – к сожалению, безуспешно. А потом, когда заканчиваются и силы, и слезы, я просто молча откидываюсь на спинку кресла, смотрю в окно и говорю бесцветным голосом:

– У меня бабушка в частном доме престарелых. У нее деменция. Это после инсульта началось, два года назад. Сначала было еще более-менее, а сейчас совсем все плохо. Поэтому все деньги, которые я зарабатываю, уходят на оплату ее содержания в этом пансионате. Больше ни на что не хватает. Еще вопросы есть?

Багров потрясенно молчит.

Я нервно кусаю губы.

Черт, зря я, наверное, все так на него вывалила. В конце концов, он мне никто. Да и какое ему до меня дело?

Не дай бог еще жалеть сейчас меня начнет.

– Что ж, раз вопросов больше нет, то я…

– Почему это должна делать ты? – перебивает меня Багров, не давая договорить. В его голосе нет и намека на жалость, и мне от этого становится ощутимо легче.

– Потому что больше некому, – поясняю я. – Так вышло. Мама давно умерла, а других близких родственников у нас с бабушкой нет. Но я справляюсь, ты не думай.

– Знакомо, – в голосе Багрова звучит что-то новое, непривычное, и я поворачиваю голову, чтобы поймать его взгляд. Но он тоже смотрит в окно, в противоположную от меня сторону, и я вижу только его мощный короткостриженый затылок и напряженную спину.

– Что знакомо?

– Когда не на кого рассчитывать. Когда или ты, или никто. Но мне повезло больше – я не должен был ни о ком заботиться, кроме себя.

Я с запозданием вспоминаю, что читала что-то такое про него. «Сирота», «рос в деревне», «сделал себя сам», «талант, который преодолел все преграды»… Звучало, конечно, красиво, но вряд ли это было так легко и просто, как описывалось в тех статьях. Мне вдруг становится до ужаса интересно, как все было на самом деле, как он добрался до той вершины, где находится сейчас, и чего ему это стоило. Но подозреваю, что это не та тема, на которую Багров с удовольствием будет говорить.

– Что ж, – я выдавливаю из себя слабую улыбку, – получается, мы с тобой в чем-то похожи.

– Похожи, – он поворачивается ко мне, и мы наконец встречаемся взглядами.

В его холодных серых глазах по-прежнему нет жалости, но есть что-то гораздо более ценное. Живой интерес. Уважение. Понимание.

И за это, кажется, я готова простить ему и хамские выпады, и грубое, как у неандертальца, поведение.

– Ты сегодня туда уезжала? – спрашивает он. – В больницу?

– Это не больница, а скорее пансионат, – поправляю я. – Но да, туда. К бабушке. Мне позвонили и сказали, что… Неважно. В общем, надо было срочно приехать.

– Серьезная проблема?

– Думали, да. Но пока обошлось.

– Хорошо.

Мы снова молчим, но это молчание не гнетущее, в нем есть спокойствие отшумевшей бури и странная умиротворенность.

– Пойдем, – вдруг решительно говорит Багров.

– Куда? – не понимаю я.

– За твоими вещами.

Ох черт! Телефон! Рюкзак! Они же так и остались лежать на асфальте.

А в рюкзаке паспорт, проездной и кошелек с карточками…

Вот я дурында!