Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»

— Рокеры подобрали их… Бандит бандита видит издалека, — понес Грэм какую-то полнейшую чушь.

— Рокеры… Рокеры, говоришь? — ласково сказал черный и подошел вплотную. — Молодец. И знаешь, приятель… — Колено негра резко дернулось и вонзилось в пах. Грэм сложился пополам, причем, заметив свое отражение в зеркале, даже удивился на миг — как это удалось ему согнуться под таким углом не в пояснице, а в спине, словно позвоночник его стал резиновым. Тупая боль захлестнула его, казалось, она никогда не кончится. Боль была неплохо Биллу знакома — в колледже на футбольных соревнованиях ему несколько раз попадало мячом по яйцам. — …Никогда, — услышал он продолжение речи черного, — никогда не пиши того, в чем ты не уверен на сто процентов. Особенно… — На затылок Грэма точно обрушился потолок. Вскрикнув, он рухнул на пол, как марионетка, у которой разом обрезали все ниточки, поддерживающие ее мнимое существование. Окончание урока он слушал уже лежа. — …Особенно если речь идет о незнакомых людях. Сегодня тебе повезло. Я добрый парень. Другой бы убил, да и все дела.

— Вот что, Грэм, — заговорил белый полицейский, или кем он там был. — Если ты хоть словечко кому-нибудь скажешь о нашем визите, у тебя будут такие неприятности, каких ты не видел ни в одном сраном фильме. Прощай, ковбой… Пошли отсюда. — Последняя фраза была обращена к черному хулигану.

Хлопнула дверь, Грэм остался в доме один. Он лежал на полу. Тянущая тяжелая боль внизу живота не отпускала. Он знал, что надо ждать — долго ждать, пока это пройдет. «Почему я не сопротивлялся? — думал он. — Надо было дать негодяям сдачи… Ладно, в конце концов, за все приходится платить. Черт с ними. Статья напечатана, в редакции никто ничего не узнает, и на карьере это не отразится». Выждав, пока боль немного утихнет, он встал и, постанывая, пошел на кухню — выпить стакан сока… Сегодняшний день нужно было вычеркнуть из памяти, словно его и не было.

— Ну что? — спросил Барон, когда Клещ с Шустрым вернулись в машину.

— Сопляк, — ответил Шустрый. Сразу сломался.

— Наши подопечные уехали из Дилона в компании рокеров. Тормознули их на шоссе.

Барон на минуту задумался. Не найдя, похоже, решения, он снова спросил, на этот раз обращаясь только к Клещу:

— Рокеры… Я в России пару раз сталкивался с ними. У рокеров должны быть свои… как это по-английски сказать? Сходняки. Стоянки. Кампусы! А, Брюс?

— Правильно мыслишь, Энтони. И я вот что тебе скажу. Неподалеку от Денвера строится сцена — очередной фестиваль для этих уродов устраивают. Играть будет «Грэйтфул Дэд» — их культовая группа. — Больше чем уверен, что они отправились именно туда. Что им еще здесь делать? Ведь не коттеджи присматривать на зиму?

Игнатьев посмотрел на Тусклого. Тот так и продолжал сидеть с угрюмым видом, не реагируя на новости.

— Слушай, Миша, знаешь что? Мне надоело! Шеф тебе поручил это дело, в конце концов, а все делаем мы с Брюсом. Может быть, ты соизволишь оторвать жопу от стула, наконец?

— Прямо сейчас? — Михаил прищурился. — Чего тебе от меня надо? Пошли вы все! — Он достал сигарету и отвернулся.

— Нервы тебе полечить нужно, вот что, Миша. Как ты дальше-то работать собираешься?

— Не знаю. Может быть, мы заедем пожрем где-нибудь? Есть в этой деревне ресторан какой-нибудь или нет? Или мы должны голодными по всей Америке колесить?

Пока они ждали заказанный обед в ближайшем китайском ресторане, Михаил не проронил ни слова. Рахманинов не понимал сам, что с ним происходит. Хотелось послать к черту своих помощников, кто бы они ни были: полицейские, киллеры, бывшие следователи, — всех послать, выйти из тесного ресторана и остаться в этом городе — таком же, как тысячи микроскопических городков в Америке, ничем друг от друга, кроме названий, не отличающихся. Супермаркет, церковь, Мэйн-стрит обязательно — главная улица, как же! — порой только из нее и состоит весь город, а она все равно — Мэйн-стрит, хоть и единственная. Купить здесь дом — его средства позволяли это, — устроиться на службу… Куда угодно, хоть вот в эту паршивую газетенку… Или вообще не работать… Если бы не дружище Мясницкий, подсуропивший в свое время работенку… Он всегда оправдывал себя, что вот заработает еще немного деньжат и уйдет, бросит этот грязный бизнес, который и бизнесом-то назвать нельзя — чистый криминал, без дураков. Любому ясно. Это все — мысли и слова о том, что будет чуть позже, когда он наберет нужную сумму, — это все отговорки. Он же не мальчик, он еще в России давным-давно понял, что денег много не бывает, что их всегда не хватает, а уж о той простой вещи, что ввязавшийся в криминал из него по своей воле не уходит, кто-кто, а уж он-то прекрасно был осведомлен… Настроение его продолжало падать, хотя он сам удивлялся, куда же еще. После того как на его глазах застрелили этого полицейского — Таккера, в своем же доме, он думал, что депрессия, охватившая его мгновенно и плотно, это предел. Теперь было ясно, что нет, не предел и что погружаться в нее можно бесконечно. Вернее, не совсем бесконечно, а до самого конца, не фигурального, а физического.