Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»

Так и не дождавшись приезда Кеши, они вышли на залитую солнцем Кристофер-стрит. Лариса обещала как-нибудь потом показать Алексею все-таки пресловутые каменные джунгли, где на узких тротуарах не бывает солнца, — «есть в Даунтауне парочка таких улиц». Но сейчас сна тащила его, как она выразилась, вверх. Что значит это «вверх», Алексей понял лишь после того, как купил в книжном магазине карту Нью-Йорка. Они направлялись к центру Манхэттена — в сторону Сентрал-парка, через Гринич-Виллидж, который в первую очередь хотела показать ему Лариса.

— Как тебе Кристофер? — спросила она, искоса посматривая на него.

— Тихая улочка.

— Да, днем тихая. Это, вообще-то, такой полуофициальный центр нью-йоркских гомосексуалистов. Ну и остальных — трансвеститов, лесбиянок. Тут такие парады бывают, как раз сейчас, пока еще тепло… Обалдеешь!

— И что, они так вот свободно здесь и тусуются?

— А в России с этим проблемы?

— Шпыняют их, бедолаг, так, что мама не горюй! Мне лично по фигу — голубой, не голубой, лишь бы человек был хороший. А гопники их гоняют в полный рост.

— Дикая страна. — Лариса покачала головой. — Вовремя я оттуда свалила. Сейчас бы и не знаю, чем занималась в Москве…

— А чем здесь занимаешься? Я не помню, ты говорила вчера или нет?..

— Я программист. Как и многие русские.

Алексей засмеялся:

— Да, знаю, знаю. Как и Кеша…

— А, ты в этом смысле? Нет, с Кешей у нас разные дорожки. Я настоящий программист. И родители мои — компьютерщики. Мы же всей семьей выехали, все и работаем здесь нормально. Отец с мамой у меня на Лонг-Айленде живут, так что у нас обычная американская семья. А Кеша твой — обычный русский аферюга. Давай-ка сюда зайдем, тебе, наверное, интересно будет.

Они шли уже по Восьмой улице, по «Весту», как подчеркнула Лариса; Кристофер-стрит — это Вест, запад то есть, а все, что за Пятой авеню, — Ист, восток.

Миновав стеклянную дверь, оказались в картинной галерее. Картины на стенах и скульптуры, во множестве выставленные в небольшом уютном зале, показались Алексею очень знакомыми.

— Маленькая какая галерея, — заметил он, на что Лариса ответила, что да, небольшая, зато таких галерей в Виллидже — десятки.

— Постой-ка, это не Шемякина работы?

— А, узнал? Да-да, это ваш популярный русский художник. Видишь, сколько навалял?

Было похоже, что остальные художники выставляли свои произведения в других местах. Весь зал был буквально забит образцами шемякинской фантазии. Скульптуры больше всего поразили Алексея. Он хорошо помнил Петра, с помпой установленного (усаженного) на газоне Петропавловской крепости. Петр Шемякина нравился Алексею, нравился не традиционный, не парадный, черкасовско-мосфильмовский образ царя, а вот такой — с маленькой, какой-то патологической головкой, с непропорциональным телом. «А ведь он и должен быть патологичен», — думал Алексей, гуляя по Петропавловке. И Мережковский писал, что демон он был, сатана. Или вообще инопланетянин, не разобравшийся хорошенько в ситуации и пытавшийся неуклюже, неземной силы ручищами выправить на свой лад кажущиеся несоответствия в хрупком, по иголочке и травиночке собранном муравейнике России. Ну и наломал, конечно, дров. Правда, добился своего, перестроил. Но сидящий в крепости Петр не был демоном Мережковского. Алексей долго разглядывал его руки, гротескно вытянутые пальцы узких ладоней, кажется, больше суставов, чем положено природой обычному человеку. Идеальные пальцы хирурга, получившиеся в результате странным путем пошедшей эволюции… Здесь, в галерее, этих самых пальцев, казавшихся Алексею прежде уникальными, были сотни. Дико скрученные, переплетающиеся в совершенно невероятные комбинации, неприличные какие-то фигуры, они были всюду на десятках рук, торчащих из прямоугольных черных постаментов.

— Ха, Лариса, количество переходит в качество, Точнее, наоборот. Слушай, а когда он успевает все это производить? — Другого слова у Алексея не нашлось.

— Ну знаешь, зато в России, наверное, ваши творцы до сих пор сидят по мастерским и в творческих муках глушат портвейн. Этот персонаж здесь дело поставил на широкую ногу. Говорят, у него где-то в глубинке есть деревня с русскими крепостными. Купил он вроде целую деревню в России и сюда вывез. Какие-то мастеровые по литью, что ли… Ну и живут в Америке, ведут натуральное хозяйство. Кур разводят, коров, колодцев нарыли, домов понастроили с резными наличниками и крылечками. А в качестве барщины — льют Шемякину по эскизам его учеников эти вот штучки. Он им платит баксов по двести в месяц, да им и того хватает. Про него много историй здесь ходит. Многие завидуют — он, в принципе, единственный так круто из русских поднялся. Ну, Неизвестный еще… Но все-таки Шемякин круче стоит. Вообще, по-настоящему богатым человеком здесь очень трудно стать. Для русского — практически невозможно.

— Серьезно? — Они вышли из галереи и свернули на Пятую авеню. — Я бы хотел попробовать.

— Леша, для этого нужно быть американцем. Даже нет, не просто американцем, надо здесь родиться. Ты же не рок-звезда, не художник — советский парень простой.

— Русский…