Решение, в принципе, было логичное. Реальная опасность перевесила безотчетный ужас перед природной субстанцией. В подвале на краткий миг стало тихо, но желающих остаться в доме уже не нашлось.
– Всем держаться друг за друга, – предупредил Олег. – Фонари не выключать, идти медленно. Копытами не цокать, рессорами не скрипеть… – он еще умудрялся шутить. – Ульяна, держи меня за хлястик и не отпускай… Блин, у кого-нибудь есть компас?
– А толку? – жалобно проныл Семен и продемонстрировал наручные часы. – Полюбуйтесь, здесь какая-то магнитная аномалия. Стрелка компаса пляшет лезгинку, ей все по барабану… Да ладно, не заблудимся, нужно просто идти по улице, а не рвать во все стороны…
– И давайте быстрее, что ли, – стонала Алла. – А если эти упыри вынесут крышку или обойдут по какому-нибудь лазу и нападут на нас сзади?
Сердце сдавило до упора, ком теснился в горле, когда Ульяну кто-то вытолкнул на улицу. Туман стоял коромыслом, видимость терялась уже в полуметре. Удушливая гадость, пахнущая тленом и гнилью, забивалась в рот. Люди надрывно кашляли, выплескивали рвоту. Идея выйти на улицу оказалась не лучшим решением проблемы. Олежка поторапливал: быстрее, быстрее, не растягиваться… Слезы лились ручьем. Ульяна семенила за Олежкой, крепко вцепившись в хлястик штормовки. Остальные двигались сзади. Лучики света почти не пробивали уплотнившуюся хмарь. Ноги шли по ней как по вате. Проплыли в пелене очертания «жертвенного алтаря» – от него налево и до упора прочь из деревни… Кто-то отдавил ногу Руслану – тот взвыл от боли и принялся поносить всех присутствующих. Распался «боевой строй», заохала Рогачева, оставшись в одиночестве. К ней метнулся Артем и, видимо, схватил за неудачное место – посыпались слова, большинство из которых не имели отношения к приличным. Рычал Олежка, вспомнивший службу в доблестной Российской армии: мол, отставить дурь и бардак, это не учения, вашу мать! Вновь выстраивалась колонна, люди хватались за руки, за подручные предметы, изысканные в качестве средств самообороны. Настала тишина, лишь все сосредоточенно сопели, прокладывая дорогу.
«Вагоновожатый» из Олежки получался средненький, он сбился с курса метров через тридцать. Мглистый свет прорезал глинистую обочину, глубокую канаву, куда он заскользил, мужественно охнув. Ульяна тоже не устояла, что-то вякнул Семен, выведенный из равновесия. И то, что случилось в последующие мгновения, до боли напомнило картину Питера Брейгеля Старшего «Притча о слепых», когда незрячий поводырь неудачно оперся посохом о бугорок канавы, поскользнулся в яму, а за ним и вся компания слепых…
– Сюда, за мной, – хрипел Олежка, выбираясь из канавы. – Я знаю, куда идти – вдоль обочины…
От страха зуб на зуб не попадал. Проще было идти с закрытыми глазами, что Ульяна регулярно и делала – крепко зажмуривалась, сжимала хлястик штормовки своего парня, который уже начинал отрываться, семенила. Туман не делался реже, он только уплотнялся, дышать было нечем. Ульяне казалось, что вся она – вся одежда, каждая клеточка тела – до упора напитана токсичной дрянью, которую теперь не вывести никакими порошками.
«Быстрее же, – мысленно умоляла она. – Давайте быстрее. Почему мы тащимся… как галапагосские черепахи?»
Но идти быстрее никто не мог – в тумане это было нереально. Руслан попытался обогнать товарищей, вырвался вперед – и снова охал и матерился в тумане, извещая, что упал и кто-то тянет его за ногу! Руслана отыскали по истеричным воплям, надавали тумаков и пристроили на место. Но с этой минуты люди перестали держаться вместе – пропадали, с трудом находились. Теперь уже Рогачевой, потерявшейся в арьергарде, мерещилось, что кто-то не дает ей идти и вставляет палки в колеса. Она шипела как утюг:
– Почему я должна тащиться сзади? Артем, твою мать, почему ты все время куда-то пропадаешь? И это называется «безопасный коридор»?
За спиной возились, шумели, кто-то сделал больно Генке, и он разразился сочными комментариями. Дорожное месиво было бесконечным, ориентироваться приходилось по условной обочине. Из дымки проявлялась изрытая земля за обочиной, пучки лохматой травы.
– Где мы, люди? – стонала Рогачева. – Я ничегошеньки не вижу…
– Потерпи еще чуток, Верка… – сопел, отдуваясь, Генка. – Ерунда осталась. Еще немного, и откроются врата ада…
– Аракчеев, ты что, идиот? – злобно шипела Алла.
– И почему меня все об этом спрашивают? – нервно хихикал Генка.
– Мы еще не вышли из деревни, – глухо вещал возглавляющий процессию Олежка. – Кладбище еще не началось…