По горбатому булыжнику поехал автомобиль, отвратительно воняя выхлопом. Господа на сиденьях подкручивали усы, дамы придерживали шляпки. Те и другие смотрели вперёд, а сзади висел газовый хвост. Встреченные лошади брезгливо ржали, снобы презрительно морщились. Но люди дальновидные поняли, что перед ними будущее. И были правы. Автомобиль стал транспортом, больше того – символом века, а вонючий хвост, неотъемлемой частью воздуха. Учёные его исследуют, инженеры совершенствуют очистку, политики муссируют проблему загрязнения среды – каждый, разумеется, в интересах своей партии, а журналисты... ах, журналисты! «Проблема загрязнения! Шума!! Перенаселённости!!! Проблема! Проблема!! Проблема!!!» Проблемы обсуждают пресса, радио, телевидение. Мнения взаимоисключающие, проекты неосуществимые. Потоком идут статьи, выступления, фильмы, а тем временем на экранах разворачиваются многоцилиндровые красавцы. Автомобильные проблемы в автомобильном веке имеют широчайшую аудиторию. Широкая аудитория приносит громкую славу и слава, в свою очередь, обеспечивает высокий заработок. А миллионы автомобилей всё едут и едут, и едут по Земле, оставляя дым выхлопа, брызгая на пешеходов водой из придорожных луж, давя людей и сталкиваясь между собой. Человечество спешит. Время набили в век, как порох в гильзу. Известия о первых жертвах некогда облетали газеты: осторожно! Смерть! Трагедия! Ныне количество погибших в ДТП сойдёт за военную сводку. Статистика даже предсказывает количество будущих жертв. В автомобильных авариях, в крушениях поездов, в катастрофах стоместных самолётов. На год вперёд, на два, на три. Уже подсчитанные покойники ходят на работу и по вечерам гуляют с собаками. Можно остановить машину, нельзя остановить процесс. Будут строить ещё и ещё автомобили. Будут ездить ещё и ещё быстрее. Мёртвых везут автобусы и скорость движения у них, как у всех в городе, шестьдесят километров в час Рабочий день водителя используется рационально, рейсы по расписанию утром, днём и вечером – проблемы скорости и перенаселённости нашли – каждая своё место и обе – взаимное соотношение.
В конторе кладбища за столами сидели две женщины. Одна заполняла графу за графой на расчерченном листе, другая, отложив клубок шерстяных ниток, видимо ждала или мечтала. На стене висела фотография артиста Тихонова в морской форме. Тихонова в штатском пиджаке приклеили к дверце шкафа с картонными папками, а на столе под стеклом лежал третий Тихонов в мундире Штирлица и на нём стоял арифмометр системы «Феликс». «Что тут считают? – подумал Трофим. – То есть, кого? Или это уже «что»?
Оркестра не было. Быстрым шагом гроб отнесли к могиле, опустили в яму, забросали землёй. «Вовремя помирать надо» – вспомнил Трофим разговоры соседей. Немолодой, плешивый человек, осмотрев работу, заплатил могильщикам и двинулся к автобусу. Все пошли за ним, а Трофим, сам не зная почему, отстал и медленно брёл по ещё пустому с утра кладбищу, разглядывая надписи. Чаще всего было просто имя и цифры. Дата рождения и дата смерти. И ещё «спи спокойно, дорогой имярек» Или «дорогая» Белые могильные плиты сверкали под косыми лучами солнца, между ними лежали тени и это было похоже на огромную шахматную доску – таблички на плитах стояли пешками, кое-где разделённые памятником, высоким как ферзь или массивным на манер ладьи. Продолжались, продолжались и ещё продолжались без конца и края шахматные ряды «спи спокойно… ", «спи спокойно…» «спи спокойно… " Что ж, можно не сомневаться: здесь он или она будет спать спокойно. Здесь все спят спокойно. В их бесконечном чередовании Трофиму, как везде, чудился ритм. Беззвучный, ровный, медленный – не имеющий начала и конца ему не будет. Ритм угнетал монотонностью, вёл, затягивал. Трофим вдруг почувствовал вокруг тяжёлое пространство смерти и быстро пошёл к выходу, тяжело опираясь на палку. Солнце уже поднялось, и в нагретом асфальте оставались чёрные дыры. Задыхаясь от жары и усталости, он миновал ворота. Остановился.
Перед конторским домиком, на солнцепёке, толстая девушка с голым пузом, быстро-быстро мелькая широким красным языком, лизала мороженое «пломбир». Вторую пачку держала в руке, и лицо её светилось блаженством…
…Пора было ехать в цирк.
...На двери кабинета стеклянная доска с гнёздами для бумажных вставок. На вставках фамилия директора и часы приёма. Доска стандартная, годится в любое учреждение и напоминает, что цирк за этой дверью кончается. Там не ходят на голове и не обнимаются с тигром. Только излагают просьбу – вежливо и слушают ответ – почтительно. Стоя на полу и головой вверх.