Я с места двинуться не могу. Голос завораживает. Лицо, чистое, нежное, сияет.
А потом она открывает глаза.
И безошибочно находит меня.
И это — как удар кулака. Пропущенный боковой по почкам. Резко становится больно. Дыхания нет. В глазах темные круги.
Она стоит. Поет. И я вижу слезы на ее щеках.
И именно это заставляет меня дышать.
И идти.
К ней.
Первый раз
Я не знаю, что нужно сейчас сказать.
Просто слов нет никаких.
Толпы нет.
Музыки нет.
Ничего нет.
Кроме нее.
Татка не отрывает от меня взгляда, не обращая внимания на аплодисменты, свист, подбадривания и просьбы спеть что-нибудь еще.
Я иду и думаю только о том, что, если она сейчас придет в себя от своего транса и попытается свалить…
Что я сделаю?
Точно что-нибудь сделаю.
Потому что необходимость оказаться рядом перевешивает сейчас все. И умные мысли, и сомнения, и ее гипотетическое нежелание меня и нас в целом.
Так что… Беги, сестренка. Беги. Все равно не убежишь.
Я подхожу к сцене, молча протягиваю руку.
И она доверчиво вкладывает свою ладошку в мою лапу. Это ощущается так, словно котенок к ладони прижимается. Мягко, уютно. Правильно.
Я тяну ее на себя, и Татка так же доверчиво прыгает в мои объятия. Какая-то часть мозга, еще не утратившая способности функционировать, вопит, что малышку надо отпустить. Что тут много народу.
И по-любому кто-то знает, кто я. И кто она. И это наше романтическое стояние выглядит не по-родственному.
Но почему мне на это насрать?
Я аккуратно ставлю ее на ноги и, не убирая руки, веду прочь.
В то же мгновение по ушам бьет танцевальный бит, и толпа про нас забывает. И это хорошо. Потому что рука моя на ее талии лежит совсем не по-братски.
И сжимаю я ее далеко не как брат.
Татка тяжело и взволнованно дышит, но не вырывается. Послушно идет прочь.
Улица, два вдоха осеннего пряного воздуха, такси. Мы на заднем сиденье. Я не убираю руки от нее. Не напираю. Просто держу. И смотрю. Не могу наглядеться. Она сейчас, в полумраке, кажется диснеевской принцессой, Белоснежкой. Белая-белая кожа. Огромные темные глаза, так доверчиво и взволнованно отвечающие на мой прямой, жадный взгляд. Губки, розовые, приоткрытые. Грудь под легкой майкой движется в такт дыханию.
Я замечаю каждую деталь. Каждое маленькое действие.
Вот ресницы дрогнули. Вот подбородок чуть приподнялся. Вот щеки немного покраснели. Тонкие пальцы нервно стиснули мои запястья.
Я сам не замечаю, как сжимаю ладони все сильнее на ее ломкой талии. Как придвигаю ее все ближе к себе. Неотвратимо ближе. И смотрю. Не вопросительно. Нет. Потому что и я и она знаем прекрасно, чем закончится сегодняшняя ночь. Я очень надеюсь, что она — знает.
Потому что спрашивать я ее не собираюсь. Не требуется в этом вопросе ответа.
А то, мало ли? Спрошу, а она вспомнит что-то. Что сейчас вообще не нужно вспоминать…
Я просто не смогу уговорить. Не найду сил на слова. Действовать буду.
Подъезд нашего дома, лифт.
Я жму десятый.
Ловлю ее взгляд на горящей кнопке.
Молчи, сестренка. Не спрашивай ничего.
Дверь квартиры, замок.
Защелкивается приговором. Мне и ей.
В ту же секунду я резко хватаю ее за шею, притягиваю к себе и целую. И моментально дурею. И до этого не особо соображал, а тут все. Финал.
И даже если она сейчас одумается, трепыхаться начнет…
Она не начнет.
Она льнет все ближе, раскрывает податливо губки, позволяет себя целовать так, как мне хочется, грязно и жестоко, стонет мне в рот чуть слышно, слабо, беспомощно, сжимает пальчики на предплечьях. То ли удержать хочет, притормозить, то ли просто пытается на ногах устоять.
Незачем тебе на ногах стоять, Тата, не нужно. Не сегодня.
Я, не прекращая целовать, обхватываю за талию, поднимаю, несу в спальню.
Сам схожу с ума, ее свожу.
Ее тело подо мной ощущается очень правильно. Так, как надо. Я еще в прошлый раз это заметил, а сейчас подтверждается все. Сдираю майку с нее. Белье. Кружевное, темное. На белой-белой коже.
Бл***… Никогда не забуду.
Обхватываю губами острые соски прямо через кружево, прикусываю. Жестко. Она вскрикивает.
Выгибается. Глаза закатывает.
Сдираю джинсы. И трусики тоже. Сразу. Чтоб уже без возврата. Его и так нет, возврата. Но тут наверняка.
Она в этот момент стыдливо подбирает под себя точеные ножки. Смотрит на меня. Серьезно и немного испуганно.
Я снимаю футболку. Глаза Татки расширяются, зрачки возбужденно увеличиваются. Она меня видела без майки, с голым торсом, но тут — другое дело.
Никогда так близко. Никогда так тесно.
Я провожу ладонями по согнутым в коленках ножкам. Горячо. Так горячо!
Резко раздвигаю и одновременно дергаю на себя. Она возбужденно вскрикивает, раскидывает руки, как крылья, в разные стороны.
Красивая. Бл***… Какая красивая!!!
Наваливаюсь, обхватываю ладонями лицо. Хочу что-то сказать, потому что надо. Вроде надо. У нее в первый раз все. Надо быть нежнее.
Это — моя Татка. Моя девочка.
Уговоры не помогают, потому что в тот самый момент, когда я из последних сил держу зверя и пытаюсь быть правильным хотя бы в вопросе первого секса, она тянется и прихватывает жемчужными зубками мою нижнюю губу.
Иии… Все! Привет, взрослая сознательность, попытка в рыцаря и прочий бред!