Но тут на его руке виснет Стася, он откидывает ее, как котенка, она пищит и летит прочь. Я кидаюсь к ней, забыв про все, а Юрик все пытается меня достать, матерится на весь коридор, кто-то уже зовет охрану, Вано снимает это все на смартфон, похоже, стримит, Стася приземляется прямо в руки подбежавшего на шум Ильи, тот ловит, смотрит на нее мгновение, потом белеет, ставит аккуратно на пол и, подскочив к размахивающему руками, как ветряная мельница, Юрику, с одного удара вбивает его в ламинат.
После этого все уже прыгают вокруг визжащего еще громче Юры, оттаскивают от него Илью, думая, что тот еще добавить захочет. Но Илья только брезгливо встряхивает ладонью, демонстративно плюет на лежащего Юрика, и, бросив короткий взгляд на Стасю, обнимающую меня, уходит прочь.
Потом прибегает охрана, вылетают продюсер и Саша из кабинета, и история сразу приобретает масштаб.
Надо ли говорить, что на следующем голосовании я покидаю проект?
Надо ли говорить, что, когда мне, еще до съемок субботнего шоу, пишут из компании, занимающейся производством и продажей косметики для молодежи и предлагают контракт, я всех посылаю нахер?
Надо ли говорить, что в тот же день, в субботу, покупаю билет домой и, поцеловав заплаканную Стасю, с облегчением уезжаю обратно?
Надо ли говорить, что мой сводный брат, мой медведь, мой Сережка мне не звонит и не пишет все это время?
Когда уже не больно.
— Сергей Юрьевич, там клиент буянит…
Я поднимаю взгляд на администратора и страшно жалею, что сменил персонал полностью две недели назад. Те ко мне с такими тупыми вопросами не бегали.
— И?
— Требует владельца.
— И?
Мальчик — администратор, имя которого я никак не запомню, а теперь, похоже, и не буду напрягаться, хлопает ресничками с полминуты и выходит.
Я ставлю пометку, чтоб завтра отправить его на увольнение. Эйчар взвоет, конечно, но пошла она нахер. Я ей слишком много плачу, чтоб слушать возмущения.
И вообще… Может, эйчара поменять?
Крамольная мысль, заманчивая.
Но проблема в том, что эйчар-то меня устраивает. Да и персонал она подбирает нормальный. Просто город у нас не то, чтоб огромный. А в нашей сфере вообще все друг друга знают. И мои последние кадровые перестановки, вернее, кадровый геноцид, у всех на слуху.
В «Гэтсби» просто никто не хочет идти работать. Из прежних сотрудников одна Ирина-бухгалтер, бессменная. И сама эйчар Тамара.
Но мне плевать. Мне вообще на все плевать с некоторых пор. С некоторых конкретных пор.
Я перевожу взгляд на экран ноута, где наглый татуированный рэпер лижет шею моей сестренки.
И глаза привычно заволакивает мутью.
А мне бы нельзя. В этот раз нельзя.
Когда две недели назад появилось первое такое видео, я как раз геноцид персонала и устроил.
Разъебашил всех. Докопался до каких-то салфеток в зале, а потом понеслась душа в рай.
Тамара потом долго выговаривала. И довыговаривалась до того, что я и ее уволил.
И послал нахер. Но она лишь презрительно хмыкнула, выгнула соболиную бровь и, надменно заявив: «Проспитесь для начала, Сергей Юрьевич», удалилась из кабинета, цокая каблуками.
А я вызвонил Даню, и мы с ним долго пили в кабинете. Даня ни о чем не спрашивал, пиздел о какой-то лютой хрени, типа весенне-летнего пробега на байках по Европе, про свою мелкую, которая типа научилась улыбаться и явно его мудацкую рожу отличает от других, про успехи сына в борьбе, про бизнес, где все прямо сбесились, и заказы прям валятся, и все это одновременно…
Я его слушаю, слушаю, слушаю… И чувствую, как желание все раздолбать уходит прочь. Заменяется чем-то остро-горьким. Чем-то, что имеет вкус обреченности.
Потому что смысл все ломать, когда уже основное сломано? То, что еще толком и не построено было?
Смысл?
Моя девочка уехала. И не звонит. И не пишет. И на шоу у нее какой-то мудак татуированный шею лижет.
А я смотрю. Просто смотрю. И, наверно, должен быть рад, что у нее все хорошо, что она счастлива?
Ведь я же ее люблю? Да?
А когда любят, желают счастья?
Тогда почему я желаю сдохнуть татуированному рэперу, взорваться павильону, где снимают шоу, сгореть всей этой гребанной Москве?
И самой Татке я желаю оказаться подо мной. На коленях. И чтоб я ее наказывал. Смотрел, как слезы текут по щекам. И наказывал.
Членом в рот, ага.
А потом развернул бы спиной к себе, и еще раз наказал.
А потом…
Черт!
В этот момент я обычно либо шёл в зал и до охерения бил грушу, либо шел в душ и дрочил. Настроения мне это не поднимало, накала жести в голове не сбивало. И легче… Нет, не становилось.
Я представлял себе, как еду в эту поганую Москву, забравшую у меня самое дорогое, что было в жизни, как врываюсь в этот павильон, по пути от души вламливая всем, кто остановить подумает. Как нахожу Татку, и рядом этого татуированного ублюдка, это непременно. Смачно отовариваю по носу, так, чтоб не ходил потом таким красавчиком, а потом взваливаю свою собственность на плечо, как средневековый варвар, и утаскиваю ее прочь. Наплевав на визги. Привожу домой… И да. Наказываю.
По разным сценариям. Разнообразным. Но все двадцать один плюс. Или выше рейтингом.