Троглобионт

– В спине? Снимай куртку, быстро… обработать же надо!

– Не надо, – Казак, садясь на песок, на секунду потерял сознание, но тут же выправился, – не надо, Егор – бесполезно. Игоря лучше перевяжите, он может и выживет. Должен выжить! Он стонал по дороге.

– Почему не надо? ты что?…

– Не шуми, командир, обработайте рану Игорю, потом придете ко мне. Я полежу пока… отдохну, – и улегся на бок, и закрыл глаза.

Пулевая пробоина была у Игоря в правой части живота. Выходного отверстия не было. Что они с Энн могли сделать?

Они промыли рану, напшикали чего-то баллончиком из американской аптечки и наложили тампон под пластырь. Егор еще вколол ему обезболивающее и антибиотик. Игорь не очнулся, но задышал ровнее, как спокойно спящий человек.

Казак, когда подошли к нему, то ли спал, то ли был без сознания, но когда попробовали снять с него куртку, он тут же очнулся.

– Не надо.

– Опять – не надо?

– Как Игорь?

– Живой, – ответил Егор, – вроде, спит.

– Ну, и хорошо… и Аня здесь… посидите около меня, только под голову подложите что-нибудь, – Казак слабел прямо на глазах.

Энн сбегала в палатку и принесла легкий спальник, Егор скрутил его и подсунул под голову прапорщику.

– Вот, хорошо, – Казак вытянулся и сложил руки на груди.

– Давай, всё-таки, обработаем твою рану.

– Нет… бесполезно это… ты же операцию мне не сделаешь, а это… – он безнадежно махнул рукой, – Вы помните, когда Ольгу с Виктором поминали, – Казаку сейчас казалось, что это было уже очень давно, – Я тогда сказал вам, что нас всех потихоньку перебьют, а вы меня… посмеялись надо мной…

– Никто над тобой не смеялся.

– Может и не смеялись, но подумали, что я свихнулся… а я сейчас уверен… уверен, что нам дали умереть, как мы хотим… хотели. Мишкин мечтал взять медведя, не знаю про Ольгу, но я… у меня заноза в сердце сидела. Дайте попить, у нас там чай холодный должен быть…

Прапорщика напоили чаем.

– Может ты есть хочешь? а? Сережа, может, поешь?

– Нет, – прапорщик улыбнулся. Очень редко командир называл его по имени, – Нет, только пить – внутри жжет всё. Так вот, что я говорю-то: помнишь Егор, тогда в горах, я Кешу Самохина из боя выносил?

– Помню. Умер он у тебя на руках.

– Нет… не знаю я, когда он умер… бросил я его… испугался, что с ним не успею уйти. Всю жизнь потом мучаюсь… сколько лет уже…

– Не ври. Мы нашли его в двух шагах от тебя.

Прапорщик немного помолчал и продолжил:

– Я не мог сегодня Игоря бросить… еще раз… я должен был принести его сюда.

– Ты и принес…

– Не перебивай, а то, не успею сказать, что хотел. Всё, что здесь происходит не случайно, совсем не случайно. Я это сразу почувствовал… а сегодня, когда через протоку шел, загадал – перейду за камни, значит, я не прав. Не перешел. Получается, одного двух шагов не хватило… всего-то… ну, и пусть, значит – судьба. От судьбы не уйдешь.

Казак на минуту закрыл глаза, отдыхая. Егор и Энн тоже сидели молча. Прапорщик заговорил снова:

– Не знаю, как это объяснить, но я почувствовал, что умираю еще в воде, тогда еще… после удара лодки… даже не умираю, а уже мертвый. Мы здесь, как на том свете… и почему-то нужно умирать еще раз… странно. Но я доволен… я ухожу отсюда счастливым. Подарок судьбы…

Вдруг он беспокойно приподнял голову.

– Если вы вернетесь отсюда, Тамару не забудьте… она переживать будет обо мне, помогите ей…

– Мог бы этого не говорить.

– Знаю. Успокойте её, скажите, что у меня всё хорошо, ушел, дескать Млечным Путем…

Прапорщик засмеялся, но смех его тут же перешел в кашель. Изо рта опять показалась кровь. Он выплюнул её, вытер губы рукавом и вздохнул.

– Давай споем напоследок, командир.

Егор даже не нашелся, что ответить, промолчал.

– Нет, правда… у меня сегодня весь день на языке вертится. Если я заболею… ну, давай же, Егор, без тебя я не смогу в голос…

Егор подхватил, как-то коряво, как будто и не пел никогда:

Если я заболею, к врачам обращаться не стану.
Обращусь я к друзьям, не сочтите, что это в бреду:
«Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте упавшую с неба звезду.
Порошков или капель, ребята, не надо.
Пусть в стакане граненом всегда мне сияют лучи.
Жарким ветром пустынь, серебром водопада,
Вот чем надо лечить… вот чем надо лечить»!

Егор выправился почти сразу, и два голоса теперь звучали уверенно и тревожно звенящей терцией. Мужчины были удивительно серьёзны, будто делали какое-то важное своё мужское дело. Энн, с самого начала, молча наблюдала за ними, ей нечего было сказать им. Она просто сидела рядом. Из её глаз потихоньку сочились слезы, медленно стекали вниз по проложенным на щеках бороздкам и капали на одежду. Энн не вытирала их и даже не чувствовала. Ей казалось, что никогда в жизни она не слышала ничего поэтичней этой песни.