Троглобионт

– Я не сотрудник посольства. Я сотрудник ЦРУ, – Гарри слегка хохотнул, похлопал Хотланда по плечу и подтолкнул к столу, – Садитесь… садитесь господа, – он широким хозяйским жестом пригласил остальных к столу, что не удивительно – американцы, особенно представители некоторых официальных структур, везде чувствуют себя, а главное ведут себя хозяевами.

Глаза Алексея Петровича смеялись. Только глаза и так, что этого было не видно остальным. Американцев развязное поведение своего разведчика покоробило, но они не подали виду. Алекс закашлялся в кулак и присел с краю. Гарри продолжал болтать, не умолкая, он рассказал о том, как американские врачи уже исследовали Энн и дали своё заключение, состоящее в том, что надо дать пациентке покой минимум на полгода с расчетом на то, что процесс восстановления наладится сам собой без стрессов. На этом же настаивают врачи российской стороны. Однако все согласились с тем, что можно показать ей её жениха и научного руководителя – вдруг она вспомнит их, чем черт не шутит. Гарри при этом хлопнул в ладоши и развел руки, широко улыбаясь, как фокусник, удачно завершивший номер.

Как будто по этому хлопку дверь отворилась, и симпатичная девушка вкатила в комнату поднос с кофейным прибором и сладостями. Пока на столе расставлялись чашки и прочее, некоторое время все молчали, но Хотланд не выдержал:

– Ну, хорошо, но что мы тогда должны делать? мебель из себя изображать?

– Зачем же? – Алексей Петрович тоже улыбнулся, – вы можете задавать ей любые вопросы… только по-английски.

– Она не понимает английского! – Гарри опять развел руками и рассмеялся.

– Как? – впервые нарушил молчание Дик.

– Я не знаю, как, Дик, – ответил Гарри, сразу посерьёзнев, – Механизм амнезии плохо изучен, – и опять развеселился, – Это не я говорю, это говорят врачи… специалисты.

– Лиза, – обратился Алексей Петрович к уходящей уже девушке.

– Принесите еще чайник и чай в пакетиках. Она не будет кофе, – последнее он сказал по-английски.

– Почему? она любит кофе… любила, – горячо, но нерешительно вставил своё мнение Дик.

Алексей Петрович посмотрел на него, но ответом не удостоил, а обратился уже ко всем сразу:

– Давайте договоримся, вы можете задавать ей любые вопросы, но только по-английски. Это, прежде всего, относится к вам, – он посмотрел на Алекса.

– А что я? Я молчу.

– Ну и прекрасно… а переводить вопросы буду я… и должен предупредить, что при первом же подозрении, что происходящее может ей повредить, свидание будет прервано…

– И никаких импульсивных телодвижений, – строго глядя на Дика, помог коллеге Гарри.

Энн вошла в комнату в сопровождении своего лечащего врача – скромной женщины среднего возраста. Обе поздоровались и присели за стол на свободное место, как раз посередине.

– Здравствуйте Аня, – совсем уже другим голосом начал Алексей Петрович, – Мы совсем замучили вас медицинскими комиссиями, но, что поделаешь? вас же надо лечить. Это группа американских врачей из Нью-Йорка. Ну, Гарри, психотерапевта, вы уже знаете…

– Из Нью-Йорка? Я выражаю вам своё соболезнование, господа, вас постигло большое несчастье… надеюсь, никто из ваших близких не пострадал?

Все очень внимательно смотрели на Энн. Алекс удивленно покачал головой – он видел её всего несколько раз, на бегу, но запомнил обычной американкой, теперь она совершенно чисто говорила по-русски, без малейших признаков иностранного акцента. Даже по манере говорить и мимике складывалось полное впечатление, что эта девушка родилась в Москве или в Рязани, в крайнем случае.

Алексей Петрович перевел слова Энн, добавив от себя, что она имеет в виду события 11 сентября сего года. Он правильно сделал, что добавил, потому что Хотланд с Диком, пораженные переменой, произошедшей с Энн, забыли об этом эпохальном событии, хотя прошла всего неделя.

– Вы что, даете ей смотреть ТВ? – живо откликнулся Гарри, – Ей это не повредит?

– Почему бы нет? ничего страшного, – после этого Алексей Петрович повернулся к Энн и «перевел», – Спасибо за заботу, у них лично всё в порядке.

Энн удовлетворенно кивнула головой.

– Не хотите ли кофе?

– Если можно чашку чая, пожалуйста. С детства не люблю кофе…

– сказав это она смутилась. Какое детство? когда она помнила не больше полутора месяцев своей жизни?

Женщина лечащий врач сразу начала излагать по памяти историю болезни Энн. Она говорила не громко, опустив глаза, как будто обращалась к вазе с печеньями, только изредка взглядывая на американцев, на каждого в отдельности. Алексей Петрович переводил почти дословно, лишь изредка путаясь в медицинских терминах. Закончила женщина практически на полуслове, но сразу распрямилась, тряхнула слегка крашенной в цвет седины короткой прической и выжидательно повернулась к Алексею Петровичу. Тот кивнул ей головой, перевел последнюю фразу и обратился к американцам:

– Теперь прошу вопросы… – поскольку те в растерянности молчали, добавил, – Спросите хоть что-нибудь, может она ваши голоса узнает, интонации…