Троглодит

Но хоть бы кто-нибудь! Хоть бы кто-нибудь вспомнил о людях, которые тут мокли и мерзли, отбирая пробы! Кто помянет труженика В. А. Панарина, который несмотря ни на что и вопреки всему делал здесь свою работу?! Благодаря ему будут сколочены состояния, прогресс скакнет вперед, а он не получит даже крестика на могилу! Нет, пусть киношники меняют текст моего интервью – я помяну его на всю страну! Может, и родственники найдутся…»

Куштака

«…Не валяй дурака, Америка,

Не обидим, кому говорят,

Отдавай-ка землицу, Алясочку,

Отдавай-ка родимую взад!…»

Песня группы «Любэ», хит 90-х годов. Образец полного непонимания исторических, экономических и природных реалий. Но весело!

Пролог

Почти не работая веслами, пользуясь силой приливного течения, передовые байдарки обогнули скалистый мыс. Гребцы увидели за ним нечто, что заставило их оживленно переговариваться. Иван рыкнул на гребцов своей байдары, они быстрее заработали веслами.

За мысом открылся вид на бухту. Скалистые берега, покрытые лесом. Кое-где по широким распадкам до самой воды сползают языки льда. Выше – близ вершин – они сливаются в сплошной снежно-ледяной покров, ослепительно сияющий на солнце. В бухте полно островов и островков – и совсем маленьких, голых, и больших, на которых растут кусты и деревья.

Только Ивану было не до красот природы. Почти вся поверхность воды и полосы немногих пляжей были полны жизни – темные пятнышки, точки и черточки перемещались, исчезали и появлялись вновь. Первая мысль была: «Это птицы! Все кругом обсели и по воде плавают!» Глаза видели, но разум отказывался сразу поверить в такую удачу – бобры…

Иван был достаточно опытным партовщиком, и быстро сообразил, что сейчас начнется: «Ошалеют партовые, кинутся в самую гущу, начнут стрелки метать. Распугают зверей, половину упустят. Никак такое не можно!»

Грозный матерный крик возымел действие. Партовщик орал на байдарщиков, те на тойонов, а последние – на партовых, простых гребцов-охотников. В итоге имеющихся в наличии почти ста байдарок с лихвой хватило, чтобы перекрыть все выходы из бухты. Потом флотилия перестроилась, в заграждении осталось только четыре десятка байдарок, а остальные начали планомерную бойню.

Двулючные байдарки шли вдоль берега. Там, где обнаруживалась залежка, охотники высаживались, отрезая зверям путь к воде. В ход шли дубинки и палки. Забить бобра на суше это совсем не то, что справиться с матерым котом-секачом, бобры – они мирные… Тушки не обдирали сразу – стаскивали в байдары и везли дальше. Эта добыча была самой ценной – шкурки без дырок от гарпунов.

До вечера охотники успели пройтись по всем залежкам вдоль основного берега и на большинстве островов. Иван приказал становиться на ночевку – пока не стемнело. Нужно было ободрать шкурки и, главное, расписать добычу между участниками. Мало кто из партовых находился здесь добровольно – кого-то гнали долги, кого-то заложники-аманаты. Дома почти у всех оставались семьи, которые надо было как-то содержать. А за добытого бобра дадут товары – одежду, табак, может быть, еду…

Собрав десяток наименее удачливых охотников-чугачей, Иван повелел им вновь загрузиться в байдарки, взять сеть и отправляться назад вдоль берега. Там – недалеко от стоянки – в бухту впадала небольшая речка. Когда на ее устье подчищали бобровую залежку, он приметил в речке красноватые спины лососей. Завтра будет не до рыбалки, а есть что-то надо. Партовые вполне обойдутся бобровым мясом, а русские им брезгают.

Однако рыбалки не получилось – и получаса не прошло, как чугачи примчались обратно словно за ними гнались:

– Что за дела, мать вашу?!

– Индейцы, начальник! Там индейцы!!

– Та-ак, – протянул Иван и злобно выругался. – Только их здесь и не хватало! Ну, сказывайте порядком – где и скока.

Оружия в партии было мало и, самое главное, имелся ясный приказ правителя: чуть что – уходить немедля и боя не принимать.

Выслушав сбивчивый косноязычный рассказ эскимосов, Иван испытал облегчение: «Похоже, у страха глаза велики. Видали вроде как человека. Вроде как с берега в кусты шарахнулся. Кому ж тут быть кроме индейцев? А они чугачам первые враги – исконные. Вот и наклали в штаны с перепугу. Может, и не колош вовсе, может, мишка-пестун балует? – Гипотезу свою Иван в слух не высказал: – Пусть и дальше боятся. Вот их-то сторожами в ночь и поставлю!»

Новость однако быстро распространилась по лагерю. Вскоре к Ивану стали подходить алеутские старшины и тойоны – просить покинуть это место. Сниматься на ночь глядя партовщик категорически запретил, а велел обдирать добытых бобров. Пригрозил жуткими карами за каждую испорченную шкурку. Похоже, ночь предстояла беспокойная: надо караулить, чтоб не подобрались дикие, и стеречь, чтоб при истинной или мнимой опасности не разбежались партовые – попрыгают в байдарки и ищи их свищи!