Троглодит

«Это с одной стороны, – рассуждал я, – А с другой – наоборот, признают и сделают героем, если война с ханъячи и без него начнется. Она, безусловно, начнется, если… из игры выйдут русские. Будущее не изменится, что бы я ни творил в этом прошлом, так что же мне сотворить? Убить Баранова? История этого мира, конечно, пойдет другим путем, но данная конкретная ситуация только ухудшится. Управление «русским» ополчением, скорее всего, перейдет к Ивану Кускову, который на время боевых действий охотно подчинится капитану кругосветной «Невы» Лисянскому. А Юрий Федорович – человек военный, он не станет миндальничать с «кровожаждущими варварами». И потом, есть у меня подозрение, что Александр Андреевич Баранов – хороший человек.

Тогда, может быть, попытаться добраться до Катлиана и свернуть ему шею? Но у него, кажется, есть достойный преемник и, даже, не один. А если никто не успеет перехватить власть, то в Ситка-куане начнется борьба за наследие киксади, в которую обязательно вмешаются соседние куаны и, конечно же, русские…»

Наполненный «до ушей» всевозможной исторической информацией, я с удовольствием погрузился в размышления, как шахматист, обдумывающий партию. Лишь краем сознания я отмечал, что соратники обходятся пока без меня. Нокаутированных или покалеченных ханъячи конкретно увязали ремнями и веревками, которых в достатке оказалось в каноэ. Потом все четверо «наших» провели короткое совещание и занялись опросом пленных. После этого еще немного посовещались и направились ко мне.

На небе появилась облачность. Почти полную луну иногда закрывали тучи, и тьма тогда становилась почти непроглядной. Временами стал налетать ветер, а вода, наверное, начала подниматься – пока киксади допрашивали пленных, каноэ чуть не уплыло.

Нганук и Ртатл опустились передо мной на корточки спиной к луне, так что их лиц я почти не видел, даже когда ночное светило не прикрывало очередное облако. У них явно было какое-то дело ко мне, но, похоже, они не знали с чего начать. Наконец колдун решился:

– Все видели, что твоя сила велика, куштака. Каков же ее предел?

– Она беспредельна, гы-гы-гы! – изобразил я придурка. – Трепещите, человечки!

– Опасно ли для тебя простое оружие… – индейцы переглянулись, – и дневной свет?

– Ничего и никого не боюсь! – дерзко заявил я. Немного подумал и добавил: – Кроме комаров и тещи, конечно…

Мои собеседники явно озадачились. Вряд ли здесь кто-нибудь всерьез обращает внимание на комаров, а как у них обстоят дела с тещами, я просто не знал. На всякий случай решил эту тему дальше не развивать:

– Не надо задавать мне глупых вопросов, киксади! Лучше поведайте о своих планах, а я скажу, чем смогу вам помочь. Если смогу.

– Ладно, – кивнул Нганук. – Ханьячи сказали, что этой ночью русские встали на южном берегу залива Серых Гусей. Это недалеко. Палатка их начальника стоит близко к воде. Ее хорошо охраняют. Но с нами куштака. Мы захватим или убьем этого начальника. Или погибнем. Это будет великий подвиг!

– М-м-да-а… – почесал я затылок. – Как говорится, безумству храбрых поем мы славу…

– Ну, да, – охотно согласился индеец. – И друзья, и враги сложат о нас легенды, будут петь песни!

– Уважаемый Ртатл, – обратился я к шаману, – неужели ты, чья мудрость известна всем, одобряешь такой замысел?!

– Почему нет? – пожал плечами старик. – Я вижу, что этот воин, рожденный анъяди, не хочет жить как канаш-киде (простолюдин). Разве это плохо? Ты обещал помогать ему.

– Мы – куштаки – словами не бросаемся! – пробормотал я и начал стремительно прокручивать в уме все возможные и невозможные варианты развития событий. Ничего я разумом не вычислил, но каким-то другим местом почувствовал, что именно в безумии замысла… что-то есть рациональное!

– Ладно, – сказал я, – давайте обсудим диспозицию. Но сначала расскажу вам о себе любимом. Великий дух Скваанигоч повелел мне на сутки стать человеком – сильным воином. Но за земную силу он забрал у меня силу водную – я стал слаб в воде. Кроме того, он сделал меня уязвимым для вашего оружия – пуля или кинжал могут покалечить или убить мое человеческое тело. Тогда мне придется мстить уже в другом облике. И месть эта, поверьте, будет стр-рашной! А дневной свет мне опасен не более чем вам. Вопросы есть?

– У меня пока нет, – ответил шаман, поднимаясь на ноги. – Я пойду к людям, а ты говори с ним, Нганук, ведь это – твоя война!

«Это как же понимать? – удивился я. – Вообще-то у тлинкитов война обычно была чьей-то, имела имя – зачинателя или предводителя. Но мне казалось, что это касается только междоусобных конфликтов, а что же предстоит сейчас?»

Мы остались вдвоем. Мелкая волна все ближе подбиралась к нашим босым ногам.

– В лодке есть доспехи, – сказал индеец и, наверное, улыбнулся. – Рост у тебя нормальный, но тело очень велико. Однако примерь – может, они немного защитят тебя в битве.

– А что, будет битва? – плотоядно поинтересовался я.

– Возможно, – кивнул Нганук и изложил свой нехитрый план.

– А мы управимся с таким большим каноэ? – начал я прояснять детали, мысленно отмахнувшись от главного.