Троглодит

«Хотя какой он русский?! – размышлял я, любуясь пейзажем. – То ли это основные силы Баранова, то ли это остановилась на ночлег большая промысловая партия из его команды, но в любом случае русских там ничтожное меньшинство. В основном, конечно, это «союзные» алеуты и эскимосы. По документам, силы главного правителя в походе на Ситку насчитывали в своем составе сто двадцать русских промышленных и около девятисот «жителей кадьякских, аляскинских, кенайских и чугатских» под предводительством тридцати восьми тойонов. До места назначения – добрых полторы тысячи километров – все эти «жители» двигались в основном на двулючных байдарках. На сей раз, нарушая все традиции и правила, по дороге – в Якутате – им выдали «множество ружей». Я, помнится, долго не мог понять, что потом делали с кремневками люди, которые их отродясь в руках не держали?»

Нганук перекинулся несколькими фразами с гребцами, они дружно показали ему куда-то веслами, к которым были привязаны их руки. После этого наш корабль в ночной тиши пошел на сближение с вражеским лагерем. Но, конечно, не прямым курсом, а кривым – вдоль берега. Это, надо полагать, для того чтобы нас не заметили раньше времени. А потом был произведен хитрый маневр: пройдя вдоль берега до конца какого-то мыса, лодка быстро продвинулась метров на пятьсот в сторону открытой воды, потом повернулась на 90 градусов и направилась прямо к берегу. В этом месте там никаких костров не было, но на вершине невысокой прибрежной скалы светилось размытое пятно. Чуть позже я догадался, что это тканевая палатка, внутри которой горит свет. Теперь с берега нас было хорошо видно на фоне воды. Однако и гребцы, повинуясь команде, стали плескать веслами – раньше они работали ими практически бесшумно. На берегу, в том месте, к которому мы приближались, обозначилось некое движение, послышались голоса. Это, вероятно, переговаривалась стража, решая, что делать с наглыми ночными гостями. Наконец раздался крик:

– Э-гей! Кто такие? А ну, стой!!

Собственно говоря, так и должно было случиться, однако разрешение этой ситуации в плане Нганука для меня оставалось не ясным. Индеец ничего не объяснил заранее, лишь дал понять, что это, мол, не моя забота. Так и оказалось.

– Пошел на хрен! – вдруг заорал по-русски Нганук. – Заткни хлебало, ублюдок!

Лодка между тем продолжала быстро двигаться к берегу.

– Стой, сука, ща стрельну!

– Я те стрельну! Заткнись, а то весь лагерь подымешь!

– Да кто такой-та?! Куды прешь?!

– До правителя! Весть ему с Кадьяка! Кой день из бата не вылажу, а ты мне орать будешь!?

– Кака-така весть?! – раздался более хриплый и менее испуганный голос. – Не велено к берегу пущать! А ну, стой! Табань, на хрен!

Повинуясь жесту впередсмотрящего, гребцы подняли весла, но каноэ уже достаточно разогналось, чтобы и без их помощи достичь берега. Общение между тем продолжалось:

– Микита, ты чем пушку-то зарядил? – нарочито громко спросил кто-то на берегу.

– Картечью, вестимо! – несколько испуганно ответил невидимый пушкарь. – Как велено было!

– Фитиль-то припалил?

– А то!

– Ну, тады наводи! Ща мы им влупеним, этим …ам!

Лагерь, между тем, действительно стремительно просыпался. Уже обозначилось движение со всех сторон к месту конфликта. Где-то сбоку вспыхнул факел, следом еще один. «Вот это они зря, – подумал я. – Только хуже будут нас видеть».

На бугре, где располагалась палатка начальника, также обозначилось некое движение. Похоже, там кто-то вылез наружу:

– Почто шум, партовые?

– Да прет к берегу нехристь какой-то!

Лодка была уже в десятке метров от кромки воды и продолжала двигаться вперед, правда все медленнее и медленнее. Берег возвышался примерно на метр и, вероятно, круто уходил в воду – ни пляжа, ни отмели здесь не было. Палатку заслонили кусты, растущие на склоне скальной возвышенности. На берегу нас уже поджидали не менее пяти человек с ружьями и, похоже, вот-вот должны были подойти еще. И тут Нганук вдруг громко заверещал каким-то детским, пронзительно тонким голоском:

– Да чо ж вы творите, нехристи?! У меня ж до Александр Андреича весть! С Анной Георгиевной беда! И с сыночком евойным неладно! С Антипатром-та! Беда с сыночком-та! Весть у меня до правителя, люди!!!

– Не стрелять, б…! – раздался новый – решительный и властный – голос. Откуда-то сверху из тьмы выкатился низенький толстенький человечек, за ним едва поспевали два плечистых жлоба. – Леха, хрен ли стоишь, м…?! Прими швартовы! Огня принесите!

– Ой!.. – негромко сказал Нганук.

– Угу, – также тихо ответил я. – Греби в берег – иду! А ты продолжай в том же духе.

Мы поменялись с индейцем местами – я оказался на самом носу. Гребцы разом заработали веслами, сильнее и сильнее упирая этот нос в скальную кромку берега. Нганук (вот молодец!) простер руки к встречающим и понес – почти в истерике – уже совсем какую-то чушь на двух языках сразу. Из этой ахинеи я понял только, что, мол, чугачи пошли в измену, всех перерезали и надо срочно спасать Анну Георгиевну и Антипатра.