Троя

Таким образом, с самого начала к легенде о взятии Трои существовало важное дополнение – или, как я допускаю, вариант, – который утверждал, что после ее захвата городище не осталось пустым, но было заселено родом Энея. Софокл даже предполагает, что и разрушение не было полным. И именно поэтому никто в ходе первых столетий греческой истории не собирался отрицать претензий Илиона на то, чтобы быть Троей греческой поэзии. Именно такова была действительная причина того, что Страбон, обладая всеми точными сведениями, не говорит о том, что эту претензию поддерживает какой– либо другой писатель, кроме Гелланика. Все остальные считали это само собой разумеющимся.

Теперь отложим легенду о неполном разрушении и постараемся доказать возможность, что местоположение города осталось неизменным. Это также поддерживают многие важные свидетели. Ксеркс посещал это место и восхищался его знаменитыми реликвиями так, что это не оставляет никаких сомнений, какое мнение на этот счет существовало среди его греческих подданных. Слова Геродота не оставляют никаких сомнений в том, что он также разделял это мнение. Миндар[582]* показывает наличие того же мнения, как и Александр Великий. Историки, которые сообщают об этих визитах, никогда не выражают никакого сомнения или скептицизма и, таким образом, являются независимыми свидетелями. Зачем еще нужны дополнительные доказательства? Когда никто и не думал сомневаться, никому не приходило в голову утверждать. Лучший современный специалист по свидетельствам греческих историков, Георг Грот, говорит как об очевидном, что это было общее мнение во всем греческом мире. Лучший специалист по римским авторам, Л. Фридлендер, позитивно это утверждает, и на фоне теории Страбона это было общее мнение и во всем римском мире[583].

Весьма характерно для поведения Деметрия, что он прошел мимо весомых исторических доказательств, основанных на поведении и на согласии ведущих общественных деятелей древности, и решил напасть на утверждения писателя, компилятора местных легенд, который, будучи непосредственно знаком с Илионом, записал сохранившиеся там легенды в своей «Тройке» и, таким образом, дал теории об отождествлении Трои с Илионом формальную поддержку. Мы не знаем, говорил ли он только о частичном разрушении; скорее всего, это так и было. Но случилось так, что сама тема, затронутая этим писателем – Геллаником, – вынудила его вступить в противоречие с теориями Деметрия, и поэтому его следовало опровергать. Говорили, что он был слишком пристрастен в пользу илионцев. Конечно, если человек собирает местные легенды, то у него вряд ли что получится, если он не найдет общий язык с местными жителями. Несомненно, он полностью записал без каких-либо перемен или скептического критицизма то, что они говорили. Возможно, о Скепсисе он не сказал ничего. Нет никаких дальнейших данных о том, что он оказывал кому-то особое предпочтение. Очевидно, что основное доказательство со стороны илионцев, помимо глубокой древности их храма Афины Илионской, состояло в ежегодном паломничестве локрийских дев, которых посылали для искупления преступления Аякса[584]*. Страбон и Деметрий возражают, что эта легенда не гомеровская. Но она по меньшей мере такая же древняя, как и древнейшие киклические поэты[585]*. Ежегодное посольство этих девушек должно было быть следствием какого-то несчастья, постигшего Локры, и проводиться по приказанию какого-то древнего оракула. Утверждение Страбона, что его не было до персидского господства[586], маловероятно и не подтверждается доказательствами, и, если даже принять его, оно доказывает, что уже в эту эпоху этот храм был всеми признан как храм гомеровской Афины.