Троя. Герои Троянской войны Книга 1

Аннушка терпеливо ждала, не напоминая ни о чем и ничего не требуя.

В конце концов, Миша позвонил Каверину, но оказалось, что тот уехал на какой-то симпозиум в Италию – в его загородном доме жила в эти дни, присматривая за хозяйством и кормя Кузю, двоюродная сестра покойной жены профессора.

Они поехали к Каверину только спустя еще месяц. И были ошеломлены названием следующей части повести – она называлась: «Троянский Конь».

– А я думал, до коня еще далеко, – пожал плечами Миша. – И вообще надеялся, что этого не будет, что греки... то есть, ахейцы… что они не разрушат Трою, что переговоры пройдут успешно.

Каверин усмехнулся.

– Миша, миф – это миф, а реальность – это реальность. И в реальности ахейцы никак не могли соорудить из подручных средств громадного коня, внутри которого проникли в город и взяли его. Заметь, конь должен был быть красив и хорошо сделан, не то бы троянцы не стали его затаскивать в город, поверив, что их враги уплыли, а конь оставлен им в дар... Нет, мифологический Троянский Конь – абсолютный нонсенс. Но сама эта идея казалась мне всегда очень интересной... Почему конь? Отчего именно это изображение? У многих азиатских народов, у персов, в в частности, конь был символом бога Солнца... И наша повесть дала мне полный ответ на этот вопрос. Кстати, помните, в начале повести упоминалось название «Площадь Коня»? И вот, наконец, я дошел до его описания. Поэтому, хотя в этом отрывке описано много различных событий, я назвал его именно так…

ЧАСТЬ V ТРОЯНСКИЙ КОНЬ

Глава 1

– Тихо, тихо! Ты так шлепаешь сандалиями, что разбудишь и глухого! Сняла бы ты их лучше!

– И куда их девать? Сам потише сопи носом... Отогни занавесь – ничего же не видно...

– Вот, отогнул... Смотри-ка, а он спит на боку, и руку кладет под голову, точно, как ты... Ну, и что в нем страшного?

– А знаешь, совсем ничего! Он даже очень красивый... И волосы у него немножко вьются, почти как у Гектора.

– У меня они тоже вьются. И у тебя бы вились, если бы не были такие длинные! Ну что, положим цветы поближе или оставим на подоконнике?

– Отсюда их ветром сдует! Влезай, я за тобой...

– А если проснется?

– Ну и что? Съест нас? Еще недавно ты чуть ли не сражаться с ним рвался, а теперь боишься даже подойти к нему! Лезь!

– Да я уже влез, пока ты болтала! Но влезай уж и сама и клади свои цветы, как собиралась – прямо на подушки! Не положишь – я всем скажу, что ты и есть – первая трусиха! Давай руку... Ой!.. У тебя пояс зацепился за светильник... Ой...

– Держи, держи, держи!.. Ай, па-а-а-дает!!! Ой-й-й...

Грохот рухнувшего светильника ворвался в хрустальный мир сновидения и разбил его вдребезги.

Ахиллу снилось, что он вновь плывет на корабле, на том далеком корабле, который увез его из детства прямо на войну... Корабль вновь, как двенадцать лет назад, подплывал к берегу, вновь открывались незнакомые, полуутонувшие в тумане равнины и горы Троады. Сейчас корабль ткнется килем в дно... вот он уже у берега...

Но корабль плыл и плыл, будто море длинным рукавом врезалось в берег, или судно вдруг обрело способность плыть по суше... Корабль шел посреди туманной равнины, шел уже сам – гребцы подняли весла и не гребли.

И вот впереди проступили очертания Троянской стены, и вновь, как в эту ночь, загадочно и странно засияли блеском серебра величавые Скейские ворота... Вот они раскрываются, как перед их колесницей... Корабль входит в них, и перед ним разворачивается площадь – невероятная своими размерами и красотой площадь Коня.

Пять храмов образуют ее, не обступая, но как бы обрамляя широкое, полукруглое пространство. Посередине, как раз напротив ворот, – высокий, весь белый храм Зевса. Семьдесят ступеней ведут на его громадный подиум, над которым возносится фронтон, опирающийся на шестнадцать гладких колонн белого мрамора. Серебряные скульптуры фронтона сверкают в лунном свете. (Почему луна? Они же плыли днем!). Справа – желто-красный, вытянутый, многоколонный храм Афины Паллады, со статуями в каждом проеме. Изогнувшийся полукругом храм Гермеса, над фронтоном которого, неведомо как удерживаясь, летит, опираясь лишь кончиком левой ноги в крылатой сандалии, бог-колдун, бог – покровитель атлетов и... мошенников, бог-лгунишка и незаменимый вестник Олимпа... Его храм оплетают кусты вьющихся роз. Слева от храма Зевса – святилища Посейдона и Афродиты. Над храмом богини любви и красоты – огромная (настоящая!), сияющая перламутром раковина, и из нее как бы выходит и возносится нежная мраморная фигура. Не женщины, не обольстительной красавицы... но юной девушки, чистой и непорочной, какой она родилась из пены морской, с развевающимися волосами, с руками, целомудренно прижатым к обнаженным плечам, с которых скользит вниз легчайшее мраморное покрывало... И тоже вьющиеся розы, но если у храма Гермеса они алые, то здесь – белые, почти призрачные, светящиеся в полутьме, как крохотные факелы...