Троя. Герои Троянской войны

— Да! Сотни, но не тысячу. Раз. Второе: тогда не было так важно, останусь ли я в живых — важен был сам бой. И потом… Понимаешь, Яхмес, прежде мои враги, так же, как и ты, жили в плену легенд и сказок о «великом и непобедимом Ахилле»! Ну, не только сказок, конечно. Они и в бою меня видели, и их страх передо мною, перед моей страшной силой, рос и креп, и подтверждался десятками новых и новых моих побед. И вот уже один мой вид стал внушать им дрожь, и они обращались в бегство, едва я появлялся на поле боя. Кроме того, обо мне сложили дикую сказку, в которую, как это ни смешно, верили даже просвещенные троянцы: якобы, я неуязвим, и меня нельзя поразить обычным оружием! Что ты усмехаешься? Тоже это слышал? Но ведь ты-то отлично знаешь, что это не так: вот они, следы от ран на моем теле — они еще заметны. А ливийцы ничего или почти ничего обо мне не знают. Они не знают, что меня надо бояться, а значит, не будут испытывать изначального трепета. Ты принимаешь мои доводы?

— Да, — согласился молодой египтянин. — Но ты не все сказал.

Ахилл усмехнулся. Спокойствие Яхмеса взбесило бы его, если бы он не сознавал, что нуждается в этом спокойствии.

— Да, — проговорил герой после нескольких мгновений молчания. — Я сказал не все. Надо учесть и то, что я недавно был серьезно ранен, и мои раны только слегка поджили, что я перенес два приступа лихорадки, каждый из которых мог меня прикончить, что я долгое время недоедаю. Все это было бы вздором, и я бы об этом забыл, если бы надо было просто драться. Но надо не просто драться, а победить. Победить как угодно, любой ценой, потому что там, в этой проклятой крепости, — мой брат, и никто, кроме меня, ему не поможет… Вот теперь все, Яхмес! И ты понимаешь, что я все равно туда пойду. Но надо придумать, как победить, а не погибнуть. Как одолеть втроем тысячу с лишним воинов.

Пока он говорил, Авлона напряженно его слушала, и ей вдруг показалось, что она начинает понимать незнакомые слова.

— Ахилл! — не выдержала, наконец, девочка. — Ну объясни же мне хоть что-то! Что случилось с Гектором? Что ты хочешь делать? Мы будем с кем-то драться, да? Скажи мне, прошу тебя!

— Драться мы будем, — ответил Ахилл, не глядя на нее. — Только я боюсь первый раз в жизни проиграть битву!

И он очень коротко, иногда сбиваясь от волнения и напряжения, рассказал маленькой амазонке, что случилось с дядей Яхмеса, старым Пенной, что удалось разузнать молодому египтянину о предательстве номарха и о коварном плане ливийцев.

— О-о-о, если бы мы узнали обо всем этом раньше! — горестно воскликнула девочка. — Если бы успели предупредить Гектора о ловушке… Если бы вы были с ним вместе!

— «Если бы, если бы!» — передразнил герой. — У нас нет этих «если», Авлона! Есть то, что есть. И я думаю только о том, как одолеть втроем тысячу ливийцев…

Лицо девочки стало на миг неподвижно, она как будто пыталась представить себе возможную битву. И вдруг произнесла почти то же, что сам Ахилл только что сказал Яхмесу:

— О, вот если бы эти самые ливийцы тебя боялись так же, как прежде троянцы! Или… Или, как туареги ящера, которого ты убил!

Ахилл усмехнулся.

— Если бы внушить такой же страх ливийцам! Вот и я говорю «если бы»…

И тут вдруг он осекся, замолчал, потом пристально уставился в одну точку, а затем вскрикнул, будто его что-то обожгло:

— Ах! Какая мысль!

— Ты что-то задумал? — быстро спросил Яхмес.

Ахилл привстал и, протянув руку, резким движением подтащил ближе к очагу объемистый мешок, из которого тут же вытащил нечто бесформенное, серо-зеленое, чешуйчатое, в слабом мерцании огня заблиставшее, как плохо отполированный металл.

— Шкура ящера! — прошептала Авлона. — О, Ахилл… Ты… ты хочешь?

— Вижу, ты догадалась! — он рассмеялся. — Ну да, я хочу, чтобы ливийцы испытали передо мною такой же дикий и безумный страх, как туареги перед вот этой тварью! У нас есть пара часов до рассвета, за это время можно натолкать в шкуру травы — в те места, которые не будут плотно прилегать к телу. Беда только в том, что моя голова достанет лишь до плеч ящера, а его шея и башка окажутся пустыми. Если их просто набить травой, они будут болтаться из стороны в сторону, и сразу станет видно, что тварь неживая.

Авлона вскочила и в восторге хлопнула в ладоши.

— Они не будут болтаться! Я сяду к тебе на плечи, и вся окажусь внутри ящеровой шеи, а моя голова будет как раз в его пасти. Я мешать не буду, вот увидишь…

Яхмес, слушая их, напряженно пытался понять смысл происходящего, бросая взгляды то на тускло блестящую чешую гигантского ящера, то на возбужденное личико девочки, то на Ахилла. И вдруг египтянин рассмеялся.

— Ты не только великий воин, но и великий изобретатель! — воскликнул он, и впервые его напряженное лицо прояснилось.

— Ты понял, что я задумал? — быстро спросил герой.

Юноша качнул головой и проговорил: