— Вот мы это сейчас узнаем!
И с этими словами Авлона, сорвав с себя пояс и сделав на обоих концах петли, дождалась, пока гриф приблизится к ней, страшно растопыривая могучие когти, и ловким броском накинула петлю на его правую лапу. Рывок — и петля затянулась.
Гриф, еще раздумывавший, нападать ли на незнакомых существ или только напугать их, теперь сам испугался насмерть. Он не мог понять, как этот небольшой зверь умудрился схватить его на таком расстоянии. Попытавшись вырвать лапу из твердых тисков, он только крепче затянул ремень.
Могучая птица что есть силы взмахнула крыльями.
— О, великий и единственный Бог, пусть у него хватит силы! — взмолилась Авлона.
И в то же мгновение почувствовала, как ее ноги отрываются от земли.
Она отлично знала повадки орлов и других крупных хищных птиц и знала, как именно полетит гриф с тяжелой ношей. Испуганный, чувствуя опасность, он ни в коем случае не станет возвращаться в свое гнездо. Он устремится прочь, обязательно по ветру, а ветер дует вниз, вдоль склона горы — значит, птица полетит к оставленным ими сутки назад лесным зарослям.
Отчаянным усилием гриф поднял огромную для него тяжесть — маленькую амазонку и повисшего на ней, как пиявка, малыша. Взмыв локтей на сорок вверх, он, повинуясь потоку ветра и стремлению уйти от непонятной опасности, полетел прочь, постепенно опускаясь, но в то же время под ним опускался и склон горы.
— Лона, Лона! Мы полатели! Полатели! — в диком восторге завизжал Патрокл.
Авлона не могла ему ответить. Она захватила зубами древко своей секиры, одной рукой прижала к себе мальчика, боясь, что тот сорвется, а другая ее рука, стянутая петлей, твердо сжимала ремень.
Если бы гриф попробовал достать ее клювом, она отпустила бы Патрокла и ударила секирой — не так, чтобы убить, но так, чтобы напугать еще больше.
Однако птица и не пыталась драться. Ей было не до того. Она делала неимоверные усилия, стремясь удержаться в воздухе, и пока что ей это удавалось.
Карлики, от которых так внезапно и так невероятно ускользнули их жертвы, завопили и заверещали и, видя, как Авлона и мальчик пролетают над ними, стали прыгать, размахивая своими уродливыми руками и дротиками, что-то сипло и невнятно выкрикивая. Это было так смешно, что девочка расхохоталась бы, если б могла разжать зубы. Сверху она видела, как много карликов на склоне — вероятно, штук двести, и ей вновь стало страшно: что же случилось там, во мраке страшной пещеры, с Ахиллом и Гектором, с ее приемной матерью? Но она не хотела даже думать об их гибели — она в нее не верила!
— Лона, летать хошо! — кричал Патрокл и в восторге дрыгал ножками.
Все вниз, вниз и вниз.
Гриф терял силы — тяжесть была для него чересчур велика. Но он боролся, напрягая крылья, делая рывок за рывком.
Вниз, вниз, вниз.
Скалистый склон кончился, внизу шелестели на ветру кустарники, поблескивали ручьи. Карликов уже не было видно. И все яснее проступал на востоке рассвет.
Вниз, вниз!
Авлона изумлялась силе и выносливости грифа. Он тащил их с Патроклом уже около получаса, а все еще почти не терял высоту. Правда, ему помогал ветер.
Прошло еще какое-то время, и вот выступы горного склона утонули в зеленой массе леса. Стало совсем светло, и дети видели сверху, как выпархивают из зеленых крон утренние птицы, вознося пронзительные приветствия рассвету, как мартышки, проснувшись, начинают свои отчаянные прыжки с ветки на ветку, как взлетают золотые рои насекомых над цветущими кущами лиан, взобравшихся на самые вершины деревьев.
Гриф снизил полет, видимо, совершенно изнемогая, и летел, почти касаясь верхних ветвей самых высоких деревьев. Будь Авлона одна, она рискнула бы спрыгнуть на любую из древесных крон и сумела бы, скорее всего, уцепиться за ветви и спуститься на землю. Но с малышом на шее она этого сделать не могла и ждала удобного момента.
А гриф летел. Он все еще не сдавался. Между тем, рука девочки, стискивавшая ремень, начинала слабеть. Пальцы разжимались, и петля перетягивала кисть с такой силой, что она все больше и больше немела.
Зеленая завеса прорвалась, и Авлона увидела внизу ровную поверхность воды. Они пролетали над рекой или озером.
— Все! — подумала девочка. — Пора!
Она отпустила Патрокла, прохрипев сквозь сжатые зубы: «Держись!», перехватила левой рукой секиру и одним резким ударом обрубила ремень.
Мелькание неба, земли, воды. Они перевернулись в воздухе, раз, потом еще раз, и стремительно врезались в ровную, светлую воду.
— Если там крокодилы, пускай только сунутся! — почти с отчаянием подумала Авлона.
Но никто не сунулся.
Девочка поплыла, гребя одной рукой, а другой придерживая малыша, который продолжал восторженно визжать и кричал ей в ухо:
— Пусти! Пусти! Я сам хочу павать! Я могу!