Троя. Герои Троянской войны

Новый сильный грохот, донесшийся со стороны гор, прервал слова царя. В темное небо взлетели сполохи огня, затем послышался удар, будто некое чудовище из Тартара снизу ударило землю, пытаясь вырваться из ее глубин наружу, что-то глухо затрещало и зарокотало, и берег содрогнулся, а со склонов струями хлынули камни, но, к счастью, ни один из этих каменных потоков не задел путешественников, повскакавших на ноги и в растерянности готовых кинуться в воду.

Столб огня стал выше, над вершиной горы разлилось густое кровавое зарево, и стало видно, что гора вновь изрыгает дым и сыплет в разные стороны камни. Темные облака растекались во все стороны, застилая небо.

— Что это, уж не та ли жгучая туча, про которую ты рассказывал, Гектор? — с тревогой спросил Ахилл.

— Нет! — почти твердо возразил царь. — Я читал, что после того, как из жерла пошла лава, жгучих туч уже не бывает. По крайней мере, сразу не бывает. Однако как сильно трясет!

Толчки продолжались еще некоторое время, затем утихли, однако гора продолжала грохотать, а дым над нею все сгущался и сгущался, став таким черным и плотным, что сквозь него уже не стало видно огня.

— Придется, наверное, убираться с этого острова, не дожидаясь корабля! — воскликнул Гектор. — Только знать бы, куда и на чем? Но я думаю, что, оставшись здесь, мы погибнем…

— Ты не закончил рассказа, — произнесла Пентесилея, вновь усаживаясь на камень, едва только берег перестал содрогаться. — До утра мы, в любом случае, никуда не денемся, значит, будем надеяться на то, что злобные духи этой горы подождут… Так что стало с атлантисами, и почему скала, которую своротил Ахилл, что-то там доказывает?

Гектору явно уже ничего не хотелось рассказывать — его голова была занята лишь мыслями о возможном спасении со злосчастного острова. Однако молодой царь тут же взял себя в руки. Пентесилея была права — ночью они ничего предпринять не могли, и нужно было дождаться рассвета.

— Многие из атлантисов бежали с архипелага на своих кораблях, — продолжил рассказ Гектор, также опускаясь на камень и даже устраиваясь на нем поудобнее, хотя ему казалось, что камень под ним продолжает содрогаться — да, скорее всего, так оно и было. — Часть беглецов добралась до соседних земель, но очень многие погибли, потому что землетрясения продолжались непрерывно, и от этого в окрестных морских водах бушевали жестокие шторма. Царь Сам-Прат, его приближенные, часть воинов и самых именитых горожан, по совету нескольких ученых, решили перебраться на дальний остров. В летописи он называется Эрея.

— А этот Эея! — вскричал Одиссей. — Ну да, сходится!

— Сходится не только название острова, — заметил Гектор. — Слушайте дальше. Остров был мал для всех, кто еще оставался в Атлантисе, и бежавшие перевезли только тех, кого сочли полезными: воинов, хороших ремесленников, наиболее сильных и выносливых рабов. Рабы у них были из Черной земли, в основном, из одного дикого племени, с которым враждовали племена более сильные и охотно продавали богатым купцам Атлантиса пленных врагов. Итак, около двух тысяч человек высадились на острове, на котором жило уже около тысячи человек, земледельцев и виноградарей. Это был единственный из островов архипелага, где не было городов — здесь прежде не жила знать. Для царя прямо в одной из горных пещер был устроен роскошный дворец — полагаю, мы с вами его видели…

Вскоре после переселения началось новое сильное землетрясение, которое ощущалось и на Эрее, а когда оно закончилось, на горизонте, где виднелись очертания двух ближайших островов, не было ничего, кроме бесконечного моря… Царь Сам-Прат послал корабль, чтобы узнать, что с остальными тремя островами. Они тоже исчезли! Исчезли за несколько часов, погрузившись в морскую пучину. Трудно сказать, смог ли кто-то спастись в последние часы…

— Но те, кто был на Эрее, ведь спаслись?

Пентесилея сидела, склонившись над костром, рассыпавшимся во время подземных толчков, и пыталась куском раковины сгрести тлеющие лепешки водорослей и горячие головешки в одну кучу. Голос амазонки прозвучал глухо, потому что она говорила, не поднимая головы.

— Ведь Эрея тогда не потонула?