— Ну да, чтоб у них копыта повырастали! Не обижайся, это я не вообще о троянцах, а об этих бродягах только… В прошлом году на соседний город напали морские разбойники. Припыли на трех кораблях, высадились, устроили резню и грабеж. Да не тут-то было! Царица живо про это узнала, послала отряд мирмидонцев, и мы их хорошо вразумили — корабли захватили, один сожгли, правда… Самих разбойников человек двадцать убили, а остальных взяли в плен. Быть бы им рабами в медных рудниках, да тут царице доложили, что они все из Трои. Когда пять лет назад Троя погибла, часть ее жителей, оказывается, убежали не в горы, а добрались до какого-то прибрежного поселка. А там как раз пристали три финикийских корабля. Ну эти отчаянные головы поубивали финикийцев и корабли захватили. Решили: раз у них ничего не осталось, город сгорел, домов нет, то можно стать морскими разбойниками!
— Разве это хорошо? — опустив голову, прошептал мальчик.
— Да чего ж хорошего? Конечно, плохо. Но вот так уж вышло. Само собой, твоей маме стало их жаль. Она им выделила землю неподалеку отсюда и разрешила строить дома да выращивать хлеб. Но хлеб-то как раз и не уродился! Получилось, что разбойники разбойниками и остались. А жители местные этим ужасно недовольны. Вообще недовольны тем, что грабителей простили и поселили на их земле. К тому же никто не знает, когда вернется Неоптолем, если он вообще вернется…
— Он жив! — твердо проговорил Астианакс, но голос у него немного дрогнул. — Дельфийский оракул ответил, что он жив! Мама ведь посылала в Дельфы людей!
— Это было больше трех месяцев назад, царевич. За это время могло многое случиться. Кроме того, немало других бед. Болезнь какая-то вот уже месяц гуляет в городе. Люди маются животом, хотя едят многие один хлеб да маслины. Уже двенадцать человек умерли. Кое-кто говорит, что это Аполлон-стреловержец гневается на жителей Эпира за то, что…
Он осекся, явно сердясь на себя. Но Астианакс, для своего возраста слишком умный и развитый, понял, чего не договорил его наставник.
— За то, что у вас царица — троянка, да?
Впервые в голосе мальчика явственно прозвучал гнев. В темных, глубоких глазах сверкнул такой грозный огонь, что могучий воин против воли отстранился.
«Так каков же был Гектор? — с тайным трепетом подумал он. — И был ли? Может, он вправду жив и вот-вот явится сюда?»
А вслух ответил как можно спокойнее:
— Что бы они там ни думали, что бы ни говорили, я-то служу ей и тебе, царевич. За что же ты сердишься?
Остальной путь до дворца они прошли молча.
Широкая дворцовая терраса была пуста, только между кустами жасмина, покрытого светлой листвой и едва набравшего почки, сновала стайка птиц, склевывая с веток мелких гусениц. Лучи заходящего солнца, уже почти горизонтальные, окрашивали каменные плиты террасы в мягкий розовый цвет.
Поднявшись по лестнице, Астианакс ускорил шаги, но тут же резко остановился, услыхав донесшийся из дворца возбужденный голос матери:
— Я не отменю приказа! Доказательство моей правоты то, что со вчерашнего дня никто больше не заболел.
— Царица, это может быть простым совпадением, а твой приказ ожесточает людей, и без того уже ожесточенных! Сегодня нам удалось спровадить пять-шесть десятков недовольных, но завтра сюда может явиться целая толпа, и что тогда делать? Ты же не прикажешь нам стрелять в них?
Мужской голос принадлежал одному из мирмодонских воинов, в последнее время возглавившему дворцовую охрану, потому что Пандиону было приказано неотлучно быть при наследнике. Этого воина звали Лисипп, он был одним из тех воинов, кто сопровождал Неоптолема в его коротком походе к Трое.
Астианакс кинулся в комнаты, уже не видя, следует ли за ним Пандион.
Андромаха стояла в дверном проеме, ведущем на широкую лестничную площадку. Должно быть, она поднялась по лестнице и собиралась войти в верхние покои, когда воины окликнули ее. Их было трое: Лисипп и еще два молодых мирмидонца, все в доспехах, с оружием.
— Применять оружие против своих подданных! — воскликнула Андромаха. — Как ты мог подумать, Лисипп, что я отдам такой приказ?!
— Тогда прикажи открыть колодец в нижнем городе!
Воин произнес это тихо, с каким-то злобным упорством.
Царица покачала головой. Лучи заходящего солнца, войдя в узкий оконный проем над лестницей, зажгли ее волосы золотым огнем.
— Нельзя. Нельзя этого делать. Я знаю, что в нижнем городе нет других колодцев, и носить воду издалека неудобно. Знаю, что люди никак не связывают болезнь, которая уже стольких поразила, с водой, которую они пьют. Но это действительно может быть от воды! Что-то в нее попало, и она стала опасна… Такое бывает, я не раз слыхала это прежде от лекарей.
— Что могло попасть в нее, благородная царица?! — уже почти с насмешкой вскрикнул Лисипп. — Жаба?! Змея, у которой из пасти непрерывно течет яд?! Болезни насылают боги, когда они чем-то недовольны.