На узкой полоске галечного пляжа, окаймлявшего высокие утесы, были разведены несколько костров, в котлах бурлила вода — варилось мясо, гребцы с обоих кораблей либо несли караул, либо занимались ловлей рыбы, либо купались и отдыхали.
Став над самым краем берега, Ахилл высоко поднял обе руки и трижды развел их в стороны. За берегом снизу наблюдали — тотчас все, кто сидел вокруг костров, повскакали на ноги, а трое воинов бегом кинулись к самому высокому утесу и стали карабкаться на него. Один из них тащил зажженный факел.
— Там, на утесе, мы заранее сложили большой костер и покрыли кучей водорослей, — пояснил герой, спуская на землю женщину и мальчика, сонно протиравшего глаза. — Сейчас костер зажгут, и столб дыма подаст сигнал Авлоне. Она должна была после полудня подняться наверх, на башню, либо послать кого-нибудь — Эфру, Феникса, кого-то надежного, чтобы ей вовремя сообщили. Теперь Авлона будет знать, что мы нашли тебя, Астианакс, и она может уходить.
— А если ей не дадут? — в тревоге спросила Андромаха.
— Тогда ее дело — дождаться нас, а уж это она сумеет. До ночи мы возьмем Эпиру. Это ведь просто. Только бы обошлось без лишних смертей!
По крутой тропе они спускались довольно быстро. Как и прежде, последним был Тарк, не сводивший глаз с Паламеда. Что до ахейца, то во время спуска у него явилась малодушная мысль нарочно оступиться и рухнуть с высоты в сотню локтей на жесткую гальку. Это сразу освободило бы его… Но ахеец тут же подумал, что в случайность падения никто не поверит, а показать такую трусость… Нет уж, лучше еще раз взглянуть в глаза Одиссею.
Они одолели две трети спуска, и уже стало возможно без труда разглядеть людей на берегу. Андромаха, шедшая сразу за Ахиллом и Астианаксом, ясно увидела среди стоявших полукругом воинов огромную фигуру в черном хитоне, с волной черных волос, растрепанных ветром. Она видела его еще с самого верха, но старалась не смотреть, боясь, что ошибается, что это — обман зрения, что все это вообще сон и сейчас исчезнет. У нее кружилась голова, она цеплялась за камни, царапая руки, чувствуя, что может упасть. Ахилл, угадав ее состояние, обернулся и предложил:
— Тебя спустить, а?
— Нет, нет! Я сама… Пропустите, пропустите меня!
Она соскользнула по краю тропы, чудом не оступившись и, как сумасшедшая, рванулась вниз, одолев последнюю часть спуска за несколько мгновений, увлекая за собой дождь мелких камешков и песка, скользя, спотыкаясь, но продолжая этот безумный бег. Ахилл только ахнул, не успев ее удержать, однако поняв, что она, невредимая, уже почти внизу, перевел дыхание и подхватил подмышки мальчика, готового ринуться следом за матерью.
Гектор, который тоже увидел ее еще на кромке обрыва, сделал несколько шагов навстречу, испытав запоздалый ужас от ее головокружительного спуска… И тут у великого героя позорно задрожали колени — он лишь страшным усилием заставил себя устоять на ногах.
— Андромаха! — крикнул он хриплым чужим голосом.
— Гектор!
Она протянула руки, уже почти добежала до него, прежняя, юная, с тем же вихрем колдовских бронзовых волос, вся будто горящая в лучах полуденного солнца. В трех шагах круто остановилась, пошатнулась и упала у его ног, коснувшись лбом его сандалий.
— Андромаха!!!
Пораженный и испуганный, он нагнулся, подхватил и поднял ее к своему лицу.
— Что с тобой? Что?
— Здравствуй, Гектор! — выдохнула она. — Прости меня!
— Великий Бог, за что?! Это я… я хотел просить прощения. Я потерял вас, не сумел защитить, не находил так долго. За что мне прощать тебя, жена?
—. Я была женой другого.
— Не была, — его голос стал прежним, но ломался и дрожал. — Я все знаю. Неоптолем рассказал мне…
— Да хватит же вам целоваться! Отец, ты меня не узнал, что ли?
Возмущенный голос Астианакса, успевшего спуститься и подойти вплотную к обнявшимся родителям, вернул их в действительность. Гектор выпустил жену, обернулся и подхватил кинувшегося ему на шею сына.
— Вот это да! Это как же ты так рос, что такой вырос?! Ахилл, ты точно нашел того самого мальчика, а не другого?
— Того, того! — успокоил брата герой. — Другие мальчики не высидят сутки с лишним на верхушке кедра, чтобы не сдаваться врагам, не смогут после этого еще и взяться за меч, и вообще другие мальчики на нас с тобой так не похожи, разве нет?
Наблюдая за всем этим, Паламед, спустившийся с тропы последним, устало опустился прямо на жесткую гальку, трогая рукой повязку на голове, за время пути пропитавшуюся с левой стороны стороны кровью. Однако кровь стала подсыхать и больше не проступала. Почти исчезло и головокружение. Ахеец с интересом осматривал берег и корабли, а Тарк, верный приказу, усевшись в двух шагах от пленного, тянул носом воздух и чуть-чуть косил янтарным глазом на ближайший дымившийся над костром чан.
Крепкая рука легла сзади на плечо ахейца, он вздрогнул и обернулся.
— Ну, здравствуй, Паламед!
Этот голос заставил пленника вздрогнуть. Как ни готовил он себя к встрече со своим заклятым врагом, ее внезапность застигла его врасплох.