Она встала и расправила складки на хитоне.
– Банокл – мой друг, – сказал он, понимая, что пытается защититься этими словами.
Она покачала головой, лишая его даже малейшей возможности обмануть себя.
– Мой Банокл не мыслитель и не смог бы понять тебя. Он тебе друг, да, но ты считаешь его – знаешь ты это или нет – большой собакой, чье обожание позволяет тебе обманывать себя, позволять тебе верить, что ты похож на других людей. Он спас тебе жизнь, Каллиадес, и ты втянул его в очень опасную затею. Друзья не поступают так. В день, когда ты, наконец, решишь умереть, не позволяй Баноклу оставаться рядом с собой. Затем она пошла, но он окликнул ее.
– Жаль, что презираешь меня, Рыжая.
– Если я презираю тебя, – сказала она ему с печалью в голосе, – это только потому, что я презираю себя. Мы так похожи, Каллиадес. Закрытые для жизни, без друзей и любимых. Вот почему нам нужен Банокл. Он – жизнь, насыщенная и настоящая. Без всякой хитрости, обмана. Он – огонь, вокруг которого мы собираемся, и его пламя отгоняет тень, которой мы боимся.
Толстушка замолчала на минуту, потом посмотрела на него.
– Подумай о своих детских воспоминаниях, – сказала она. Перед глазами Каллиадеса возникла картина.
– Что это было? – спросила она его.
– Я был ребенком и прятался от захватчиков на льняном поле.
– В тот день умерла твоя сестра?
– Да.
Она вздохнула.
– И это твоя трагедия, Каллиадес. Ты так и не выбрался с этого поля. Ты все еще там, маленький и испуганный мальчик, который прячется от всего мира.
Высоко в горах Каллиадес прогнал от себя мысли о Рыжей. Люди разжигали костры, и он собирался спуститься вниз и поесть, когда увидел всадников в отдалении.
Сначала они казались небольшими пятнышками, но, когда подошли ближе, он узнал блеск троянских доспехов.
Его лучники в дальней части перевала тоже заметили отряд и вложили стрелы в луки. Приказав им не стрелять, он спустился и пошел навстречу маленькому отряду.
Банокл подскакал к нему и спрыгнул с уставшей серой лошади.
– Рад видеть тебя, – сказал он. – Мы спасли сыновей Реса, и теперь ты можешь принять отряд. Мне надоело командовать. – Он осмотрелся. – Где армия?
– Направляется в Карпею. Я возглавляю арьергард.
– У тебя недостаточно людей. Мы заметили орду идоноев. Они близко. Тысячи ублюдков.
– Нам нужно продержаться только два дня.
– О, хорошо, я думаю, мы сможем это сделать.
– Не мы, Банокл. Это мой долг. Ты должен отвезти сыновей Реса в Карпею. Гектор будет рад увидеть их.
Банокл снял шлем и почесал голову.
– Ты рассуждаешь не очень разумно, Каллиадес. Я с ребятами нужен тебе здесь. Эти фракийские ублюдки, наверное, побегут, увидев раскрашенные лица идоноев.
– Нет, они не побегут, – Каллиадес вздохнул и мысленно вернулся к разговору с Рыжей. – Послушай меня, – сказал он. – Это твой отряд. Урсос сообщил Гектору, что оставил тебя главным. Поэтому я приказываю тебе продолжить путь вместе с ними. Я увижу тебя в Карпее или в Дардании, если ты уже пересечешь Геллеспонт.
– Ты забыл, что мы братья по оружию? Каллиадес не ответил.
– Будь осторожен по дороге на восток. Там есть другие, незаметные тропы в горах. На них могут прятаться вражеские всадники.
– Я думаю, ты не будешь возражать, если мы позволим лошадям немного отдохнуть, – холодно сказал Банокл. – Восхождение выбило их из сил.
– Конечно. Возьмите себе еды.
Молча Банокл повел свою лошадь вверх по тропе. Каллиадес наблюдал за тем, как всадники последовали за ним.
Было около полудня, когда они уехали. Банокл не попрощался и даже не оглянулся. Каллиадес видел, как они преодолели перевал.
– Прощай, Банокл, друг мой, – прошептал он.
– Я вижу их! – закричал лучник, показывая вниз на тропу. Каллиадес вытащил меч и подозвал пехотинцев. Далеко внизу он увидел, как солнце отражается от многих тысяч копий и шлемов.
Глава 31 Стратег поневоле
Банокл был все еще зол, когда вел свой маленький отряд через перевал и по широким равнинам. После всего, через что они прошли вместе, почему Каллиадес обращался с ним так грубо? Это было неприятно и смущало его.
Старая няня, Мирина, пришпорила лошадь и поравнялась с ним. Не будучи опытным всадником, она выглядела неловко на гнедой кобыле Энниона, цепляясь одной рукой за поводья, а другой – за гриву лошади. Ее лицо раскраснелось от попыток сохранить равновесие.
– Далеко до Карпеи? – спросила она.
– Да, – ответил ей Банокл.
– Я не знаю, смогу ли просидеть на этой лошади так долго. У меня больные колени.
Банокл не знал, что ей ответить. Она была слишком стара для дороги в Карпею.
– Станет легче, – пообещал он ей, не зная, правда ли это. Развернув лошадь, великан поскакал туда, где Джустинос и Скорпиос замыкали их отряд.
– Ты знаешь, как далеко до Карпеи? – спросил он Джустиноса. Воин пожал плечами.
– Несколько дней пути, я полагаю. Наверное, четыре. Я не считал дни, когда мы ехали сюда.
– Я тоже.
– Олганос говорит, примерно три дня, – вмешался Скорпиос.
– Я голосую за то, чтобы мы выбрали главным Олганоса, – предложил Банокл. – Кажется, он знает, что делает.
Джустинос покачал головой.