— Приношу соболезнования по поводу смерти твоего отца. Хаттулсилис был великим человеком и мудрым правителем, — сказал он, и Ксандера удивила искренность его тона. — Добро пожаловать в Трою, город Микенской империи.
Тудхалияс мгновение рассматривал Агамемнона, потом мягко ответил:
— Хеттский император привык видеть своих подданных распростершимися у его ног.
Глаза Агамемнона стали жесткими, но он проговорил ровным тоном:
— Я не подданный. Я сражался за этот город, и ты вошел сюда с моего дозволения. Я открыл для тебя Скейские ворота в знак дружбы. Все здесь принадлежит мне. И моим братьям-царям, — быстро добавил он, увидев, как нахмурился Идоменей.
— Ты сражался, чтобы завоевать этот склеп? — заметил Тудхалияс, снова оглядев трупы, свежую и запекшуюся кровь. — Ты, должно быть, гордишься победой.
— Давай поймем друг друга правильно, — сказал Агамемнон. — Цари запада сражались, чтобы завоевать этот город, и благодаря лучшей стратегии, военной силе и воле богов преуспели в этом. Твоя слава стратега бежит впереди тебя, император. И ты знаешь: чтобы народ господствовал в Зеленом море, сперва он должен получить господство над Троей.
— Ты прав, микенец, — ответил Тудхалияс. — Важно, чтобы мы с тобой правильно поняли друг друга. Приам правил этим городом с молчаливого согласия хеттского императора. Под правлением Приама Троя расцвела и стала богатой, на ее землях царил мир. Город охранял хеттские торговые пути, морские и сухопутные, принося процветание нашему великому городу Хаттусе. Троянские войска сражались за империю во многих битвах. Мой друг Гектор, — император помолчал, чтобы эти слова запечатлелись в сознании Агамемнона, — внес свою долю в нашу победу над египтянами в битве при Кадеше.
А теперь, — продолжал Тудхалияс, и голос его стал жестче, — Троя в руинах, ее бухта несудоходна. Все ее жители мертвы или бежали, ее армия уничтожена. Округа опустошена, посевы погибли, скот пал. Вот почему я явился сюда лично, с тридцатью тысячами моих воинов.
Он сделал паузу. В зале повисла задумчивая тишина.
— Хеттскую империю мало заботит, в чьих руках находится Троя, если город процветает и орошает все вокруг своими богатствами. Но мертвый город на умирающей земле притягивает только тьму и хаос. Империя вынуждена вмешаться.
Ксандер почувствовал, что атмосфера в мегароне стала ледяной. В зале было меньше хеттов, чем микенских воинов, но хетты не были так утомлены, были лучше вооружены и, казалось, так и рвались в драку.
Агамемнон оценивающе огляделся по сторонам, возможно, думая о том же самом.
— Троя будет процветать под микенским правлением, — поклялся он. — К следующему лету бухта будет снова полна торговых кораблей. Город будет отстроен и под нашей твердой властью расцветет снова.
Тудхалияс внезапно шагнул вперед, и Агамемнон инстинктивно подался назад. Император, за которым тенью следовали его телохранители, подошел к инкрустированному золотом трону Приама и грациозно уселся. Агамемнон был вынужден встать перед троном, чтобы говорить с хеттом.
— Троянская бухта последние несколько лет медленно заносилась илом, как мне сказали, — проговорил Тудхалияс. — Теперь там лежат обломки микенских кораблей, и вокруг их корпусов уже громоздятся новые отмели. Спустя поколение бухта исчезнет, и у города не станет выхода к морю. Торговые корабли будут проходить мимо, стремясь к новым городам, которые расцветут дальше в Геллеспонте. С Троей покончено, Агамемнон, благодаря тебе.
— Не я начал эту войну, император! — выплюнул Агамемнон, потеряв самообладание. — Но я прежде других увидел опасность, которую Троя несет народам Зеленого моря. Тщеславие Приама, подкрепленное конницей его сына и пиратским флотом Дардании, было направлено на то, чтобы подчинить его воле всех свободных людей. Остальные подкупали или обольщали Приама, но Микены не были одурачены.
Тудхалияс откинулся на спинку трона и засмеялся, его смех породил гулкое эхо в огромном каменном зале.
Потом он сказал:
— Этой чушью ты можешь дурачить своих марионеточных царей, сидя ночью у лагерных костров и рассказывая, что Приам был чудовищем, решившим завоевать весь мир. Но твое чудовище принесло сорок лет мира, пока ты не решил его уничтожить.
— Я сражался за этот город! — взревел Агамемнон. — Он мой по праву оружия!
В этот миг в мегарон вошел хеттский воин и кивнул императору. Тудхалияс метнул на него взгляд, потом снова посмотрел на микенского царя.
— Итак, ты взываешь к праву оружия, — сказал он, улыбаясь. — Наконец-то мы можем в чем-то согласиться друг с другом.
Он встал и посмотрел на Агамемнона сверху вниз.
— Под стенами города стоят тридцать тысяч хеттских воинов. Все они хорошо накормлены и хорошо вооружены, и они прошли долгий путь, не имея случая как следует подраться.
Он помедлил, когда в мегарон вошел микенский воин и поспешил к Агамемнону. Воин прошептал что-то на ухо царю, и Ксандер увидел, как Агамемнон побелел.