– А можно, это мы с Критой возьмем на себя? – проговорила Пентесилея. – У нас есть опыт. Сейчас вечер, скоро стемнеет. Корабли разбойников стоят у берега, но на открытой воде – они привязали их канатами к рифам. Если мы продырявим им днища, разбойникам придется вытащить все четыре судна на берег. И тогда можно на них напасть.
– Великолепно! – вырвалось у Гектора. – Но как вы это сделаете? Днища-то у них не из яичной скорлупы.
– А ножи у нас не из соломы! – усмехнулась амазонка. – Мы сделаем это, брат, уж поверь.
– Верю, – голос Гектора окреп. – Значит, как я понял, мы принимаем это безумное решение – выступаем десятеро против четырехсот сорока?
– А что нам остается? – спросил Ахилл все с тем же спокойствием, которое так хорошо знали мирмидонцы – оно бывало порою еще страшнее его гнева. – Если мы проучим Пейритоя, все вокруг раз и навсегда будут знать, что Троя есть и будет! Теперь надо решить, кто поедет с известием к Анхису и Энею. Нам здесь каждый воин нужен.
– Авлона может поехать туда, – сказала Пентесилея.
– Нет, – Гектор покачал головой. – Надо знать Анхиса. Маленькой девочке он может не поверить. Может ее даже не выслушать. Слишком чванлив. Ехать должен взрослый человек.
– А можно мне? – вдруг вызвалась Елена. – Меня-то они знают.
– Ты что же, умеешь ездить верхом? – спросила Пентесилея и в первый раз бросила на спартанку взгляд, в котором читалось уважение.
– Мои братья – Кастор и Полидевк, – коротко ответила Елена.
– Диоскуры? – глаза амазонки сверкнули, – О, ну если так... Значит, они учили тебя?
– Конечно, – кивнула спартанка. – А вообще-то у нас в Спарте все девушки умеют ездить верхом. Можно мне поехать, Гектор?
Молодой царь покачал головой.
– Опасно. Трое разбойников, посланные за дичью, не вернулись на корабли. Их, вероятно, уже ищут. А что, если ты наткнешься на разбойников, Елена?
– Я ее провожу! – вызвался Терсит. – До мыса – дальше вряд ли кто-то из них сунется, а я успею вернуться к рассвету.
– Хорошо, – Гектор поймал быстрый взгляд Ахилла и с большим трудом подавил улыбку. – Если так, седлайте коней. А ты, Пентесилея, и ты, Крита, собирайтесь. К рассвету корабли разбойников и они сами должны быть на берегу.
– Будут! – пообещала амазонка.
В это мгновение Авлона, все время молча сидевшая на камне рядом с Гекубой, вскочила и бросилась на колени перед Пентесилеей.
– Великая царица и мать моя! – воскликнула девочка. – Я прошу тебя о милости – соверши надо мной обряд посвящения и позволь завтра драться с вами вместе! Я имею на это право: я два года была разведчицей и ни разу вас не подвела.
Пентесилея положила руку на склоненную голову маленькой амазонки и сказала, стараясь, чтобы ее голос звучал сурово:
– Обряд проходят в двенадцать лет, Авлона. В крайнем случае, в одиннадцать. А тебе девять.
– С половиной, с половиной! – голос девочки задрожал. – Моя сестрица Андромаха говорила мне, что я родилась весной. И бывают же исключения – когда большая война, или когда в сражении не хватает воинов. Я же все-все умею: стрелять, бросать секиру, дротики, ездить в седле и спрятавшись под брюхом коня...
– Я не хочу, чтобы ты раньше времени умела убивать, – сказала царица амазонок, и сама удивилась этим словам. Прежде она никогда не думала об этом...
– Ты же не можешь спрятать меня, чтобы я не видела мертвых! – Авлона схватила ее руку и сжала с недетской силой. – У меня убили всех-всех, кроме сестрицы, когда мне было пять лет! А теперь увезли и мою Андромаху... Разреши мне драться, царица! А то ведь если они станут вас убивать, я все равно не смогу просто смотреть!
– Хорошо.
Пентесилея повернулась к Гектору.
– Можно ли мне посвятить в воины сестру твоей жены, царь?
– Да, если ты и она хотите этого, – ответил Гектор.
Царица амазонок движением руки велела девочке подняться с колен и указала ей место возле стены хижины, где нужно стать. По ее знаку Крита сняла с плеча лук. Сама Пентесилея сделала то же самое. Одна за другой семь стрел вонзились над головой Авлоны, задевая ее бронзовые кудри, почти касаясь лба. Девочка не дрогнула, не шевельнулась.
Все остальные, вдруг и невольно ставшие свидетелями этого неведомого им обряда, застыли и наблюдали за происходящим с изумлением и почти со страхом.
– Лови! – крикнула Пентесилея и кинула свою секиру почти в лицо Авлоне.
Та поймала ее на лету и, в свою очередль, метнула в царицу. Этот бросок они повторили трижды.
– Сколько стрел? – спросила царица.
– Семь, – был ответ.
– Что страшнее смерти?
– Предательство.
– У кого секира?
– У судьбы.
– Что во власти богов?
– Моя смерть.
– Что во власти твоей?
– Моя честь.
– Что отдаешь?
– Мою жизнь.
– Что не отдашь?
– Славу.
– Готова ли ты к победам и к смерти? – спросила царица.
– Да, – ответила девочка.
– Удар за удар, жизнь за жизнь, кровь за кровь!
Секира вновь сверкнула в воздухе и вонзилась прямо над головой Авлоны в стену хижины, срезав два-три рыжих завитка.
– Артемида-дева, призываю тебя принять ее под твое покровительство! – крикнула Пентесилея. Затем, подойдя к замершей у стены девочке, выдернула секиру и, сняв с лезвия срезанные волосы, сказала уже негромко: