Троянская тайна

Глеб подошел к незанавешенному окну и от нечего делать быстро нарисовал на пыльном стекле круглую рожицу с глазами-точками, тремя торчащими вверх от голой макушки волосками и ушами, похожими на ручки сахарницы. Он как раз раздумывал, как изогнуть нарисованный рот – изобразить улыбку или, напротив, печальную мину, когда Федор Филиппович у него за спиной раздраженно сказал:

– Сядь! Что это за мода – торчать у окна в оперативной квартире?

Сиверов нарисовал на месте рта дугу, обращенную концами вниз, придав рожице грустное и даже унылое выражение, и, отряхивая ладонь, вернулся к столу. Он сел, вынул сигареты и, взглядом спросив у генерала разрешения, закурил.

– Ну и штучка, доложу я вам, эта ваша Ирина Константиновна! – объявил он и выпустил к пожелтевшему потолку стайку аккуратных дымовых колечек. – Я слышал, что дочь профессора Андронова – классный специалист, я даже готов этому поверить на слово, но штучка она все равно еще та!

– Ты особо не распаляйся, – предостерег Федор Филиппович. – Эта штучка тебе не по зубам. И вообще, знаешь, кто ей покровительствует?

– Назаров, – с деланым равнодушием произнес Глеб и усмехнулся, увидев, как вытянулось у Федора Филипповича лицо.

– Ого, – с невольным уважением произнес генерал. – Быстро, однако, вы спелись! Вот уж не думал, что она в первый же день станет с тобой откровенничать! Или ты ей руки крутил?

– Были моменты, когда мне очень хотелось сделать что-нибудь в этом роде, – признался Глеб. – Но про Назарова она мне ничего не говорила. Я, конечно, не доктор и даже не кандидат, и до генерала мне наверняка не дослужиться, но вот тут, – он постучал себя согнутым указательным пальцем по темени, – тоже кое-что имеется.

– Я тебе завидую, – проворчал Потапчук. – Чем дольше мы занимаемся этим делом, тем больше мне кажется, что у меня тут, – он коснулся пальцем лба, – вообще ничего нет. А если есть, то явно что-то не то. Ладно, давай к делу. Что вам сказал этот Макаров? Только не говори, что он раскололся и подписал признание, а то я решу, что сплю и вижу счастливый сон.

Глеб невесело усмехнулся и выпустил к потолку еще несколько колечек дыма.

– Вы все равно решите, что спите, – сказал он. – Только снится вам кошмар. То есть он нам обоим снится.

– Ну-ну, – недоверчиво буркнул Федор Филиппович. – Может быть, хватит лирики? Может, ты все-таки перейдешь к делу?

Глеб с удовольствием перешел к делу. Новости у него были не слишком радостные, но они обнадеживали уже самим фактом своего существования. Сиверов и Потапчук уже который месяц на ощупь пробирались в кромешной тьме в поисках неясной цели, которой, может быть, вообще не существовало, то и дело покупаясь на пустышки и забредая в тупики. Принесенные Глебом известия, кстати, могли означать очередной из упомянутых тупиков, но что-то подсказывало ему, что лед вот-вот тронется.

Сразу же после исторической встречи в кафе решено было нанести визит реставратору Макарову. Это ответственное дело Федор Филиппович, разумеется, поручил Глебу, вежливо попросив Ирину Константиновну сопроводить своего "оперативного сотрудника" и помочь ему наладить контакт с Федором Кузьмичом. Ирина Константиновна не менее вежливо согласилась; она была настолько любезна, что даже предложила поехать на ее машине. На Сиверова она при этом не смотрела, как будто речь шла о переброске из точки А в точку в мешка семенного картофеля, но Глеб был вынужден согласиться, поскольку в кафе приехал на такси, да и вообще спорить было бы глупо. Он ограничился тем, что предложил сесть за руль, и удостоился в ответ лишь изумленного взгляда, как будто сморозил несусветную чушь.

Процесс посадки в спортивную "хонду" напоминал погружение в ванну. Глеб садился осторожно, но в самом конце все-таки провалился. Утвердившись наконец на кожаном сиденье, он почувствовал, что его зад находится в какой-нибудь паре сантиметров от асфальта, что на деле было недалеко от действительности.

Ирина Константиновна привычно уселась за руль и воткнула ключ в замок зажигания. Изо всех сил стараясь не быть чересчур саркастичным, Глеб с предельной вежливостью поинтересовался, как это она ухитряется водить машину в обуви на таких высоких каблуках. Вместо ответа Ирина Константиновна, изогнувшись, одну за другой сняла туфли и зашвырнула их на заднее сиденье. В следующее мгновение двигатель ожил, взвыл, как голодный демон, и Глеба вжало в спинку сиденья.

Как всякий русский (если верить Николаю Васильевичу Гоголю), Сиверов любил быструю езду, но с одной существенной оговоркой: за рулем должен был находиться кто-то, в чьем водительском мастерстве Глеб был полностью уверен, а еще лучше – он сам. Кроме того, слово "быстро" каждый понимает по-своему. Для кого-то быстро – это восемьдесят километров в час, а кому-то и сто пятьдесят кажутся черепашьей скоростью.