Троянская тайна

Ирина Константиновна относилась ко второй категории, а сейчас она к тому же здорово спешила, не то стремясь поскорее развеять свои сомнения, не то торопясь избавиться от неприятного ей попутчика. Встречный ветер ревел, обтекая гладкий корпус, двигатель выл на высокой ноте, очертания несущихся навстречу домов и деревьев казались размытыми, на приборной панели дрожали стрелки, на которые Глеб старался не смотреть. Он не знал, наблюдает ли за ним Ирина Константиновна, но на всякий случай сохранял индифферентное выражение лица и каким-то образом умудрялся не жмуриться даже при самых лихих маневрах. Еще он избегал смотреть на оголившиеся колени Ирины Константиновны – вовсе не потому, что зрелище было отталкивающее, а из простой джентльменской вежливости. Поскольку ни на приборную панель, ни на попутчицу смотреть было нельзя, Глебу оставалось только одно – следить за дорогой, и это стало настоящим испытанием для его нервов. ("Не знал, что они у тебя есть", – посмеиваясь, вставил в этом месте его рассказа Федор Филиппович, и Глеб в ответ только развел руками – он и сам об этом не знал до сегодняшнего дня.)

Ирина Константиновна вела машину непринужденно, сидя в расслабленной позе и орудуя рычагом стандартной коробки передач с такой небрежной легкостью, словно это была кисточка для нанесения макияжа. Стиль вождения у нее был впечатляющий, как и послужной список. Глеб немного злился на Федора Филипповича за то, что тот не предупредил его, с кем придется иметь дело. Достаточно было просто назвать фамилию, остальное Глеб знал – не все, конечно, а лишь то, что можно почерпнуть из справочников, специальных статей и архивных материалов. Даже такой профан в искусствоведении, каким был Глеб Сиверов, за пару последних месяцев узнал, кто такие профессор Андронов и его дочь: начав вплотную интересоваться этой средой, не наткнуться на информацию о них было невозможно. Разумеется, в просмотренных Глебом файлах ничего не говорилось о том, какова была доля знаменитого отца в успехах дочери; впрочем, судя по тому, что ее охотно приглашали для консультаций как музеи, так и крупные частные коллекционеры, она чего-то стоила и сама по себе. У нее были обширные и глубокие знания, подкрепленные, судя по многочисленным отзывам, прекрасно развитой интуицией; кроме того, если судить по стилю езды, она была ярко выраженным экстремалом и нуждалась в адреналине, как наркоман в косяке.

Словом, если бы Федор Филиппович, взявшись перечислять качества, которые он хотел бы видеть в своем эксперте-искусствоведе, потрудился записать их на бумажке, у Глеба, по крайней мере, сейчас нашлось бы занятие – сидеть и вычеркивать их одно за другим в порядке обнаружения. В связи с этим у него возникло подозрение, что файл с информацией об обоих Андроновых попал ему на глаза не случайно, а был аккуратно подсунут Федором Филипповичем, который давно держал дочь знаменитого профессора на примете. (Тут Федор Филиппович сделал невинное лицо и развел руками.)

До Третьяковки они долетели в мгновение ока, чему Глеб втайне обрадовался. Но тут выяснилось, что Макарова на работе нет – вчера, сразу после ухода Ирины Константиновны, он тоже ушел, сославшись на плохое самочувствие и боли в суставах. Сегодня он на работу не вышел – видимо, приболел.

Адреса Федора Кузьмича Макарова Ирина Андронова не знала, но раздобыла его с поистине волшебной скоростью, без неизбежных в подобных случаях вопросов и косых, подозрительных взглядов. Глеб мысленно вычеркнул из своего воображаемого списка еще один пункт: она знала все входы и выходы в мире искусства. Не являясь сотрудницей галереи, она знала здесь каждого в лицо и по фамилии и, кажется, пользовалась всеобщим уважением.

Они отправились к Макарову домой, совершив еще один бешеный рывок по оживленным московским улицам. Макаров, как оказалось, жил в одной из новомодных элитных башен, недавно возведенной в двух шагах от центра. Глеба это немного удивило: он никогда не думал, что скромным музейным реставраторам так много платят. Впрочем, Андронова также выглядела удивленной и слегка сбитой с толку, и на ее красивом лице то и дело мелькало выражение хмурой озабоченности: похоже было, что она что-то такое обдумывает.

Еще сильнее Ирина Константиновна задумалась, когда, поднявшись на седьмой этаж в сверкающем зеркалами и полированным алюминием лифте, они обнаружили на двери квартиры "дяди Феди" желтую пластилиновую печать. По правде говоря, Андронова не только удивилась, но и явно испугалась. А посмотрела она на Глеба так, словно это он лично упрятал ни в чем не повинного Федора Кузьмича в следственный изолятор Лубянки и приехал сюда затем лишь, чтобы полюбоваться ее, Ирины Андроновой, реакцией.