Троянская война. Мифы и история

— О мой деверь. Горе мне, бесстыдной, виновнице всех бед! О если бы в день моего рождения схватил меня свирепый вихрь и умчал на пустынную гору или низринул в кипящие волны ревущего моря — волны бы меня поглотили и не свершились бы такие ужасные дела! По если уж боги обрушили на людей такие беды, даровали бы они мне супруга с более благородным сердцем, который бы чувствовал стыд и укоры людские! А Парис и сейчас легкомыслен, и всегда будет таким. И на это он будет жестоко наказан. Но ты войди, сядь в кресло. Твою душу гнетут воинские заботы. И все из-за меня, недостойной, и по вине Александра. Злую долю предназначил нам Зевс, даже после смерти потомки будут слагать о пас бесславные песни.

Знаменитый, броне блещущий Гектор ответствовал Елене:

— Не упрашивай меня сесть, Елена! Как ты пи мила, меня не уговоришь. Душа зовет меня на защиту сограждан, что ждут моего возращения на ратном ноле. А ты побуждай Александра. Пусть собирается скорее и идет вслед за мной. Может быть, он настигнет меня еще в степах города. Я лишь посещу своп дом и останусь в нем ненадолго. Хочу видеть домашних, супругу и сына — младенца. Ибо не знаю, вернусь я из боя или боги погубят меня руками ахейцев[81].

По в этот день Гектору еще не суждено было умереть. Выйдя из города, он вступил в единоборство с Аяксом, сыном Теламона. Казалось, оба мужа равны силон и доблестью. Поединок прервался из-за наступления темноты. Ахейцы отошли в свои шатры у кораблей, а троянцы вернулись в город. Здесь, на вершине Пергама пред домом царя Приама мужи троянские держали совет, смутный и шумный. Первым повел речь благомысленный Антенор:

— Послушайте меня, сыны Трои, и дарданы, и вы союзники наши! Я скажу то, что подсказывает мне сердце. Сделаем так: выдадим ахейцам Елену вместе с богатством. Мы воюем вероломно, нарушив святые клятвы. Я уверен — не будет нам никакого добра, пока не сделаем так.

Антенор произнес эту речь и сел. Тогда поднялся богу подобный Парис, супруг лепокудрой Елены.

— Ты, Антенор, говоришь неугодное мне. Гебе следовало бы придумать другой совет. Если же то, что ты сказал, сказано от чистого сердца, боги, без сомнения похитили твой разум. Я скажу троянцам прямо: Елену я не выдам! Что до сокровищ, которые я вывез из Аргоса, все отдам и собственные к ним прибавлю.

Так произнес Приамид. И тогда встал Приам, мудростью равный бессмертным. Он советовал так:

— Слушайте меня, Трои сыны, и дарданы, и вы, союзники паши! Я скажу, что мне внушает сердце: ныне вы вечеряйте во граде, как прежде. Помните, однако, о ночной страже и бодрствуйте каждый на страже. А на рассвете вестник Идей пойдет к кораблям. Он передаст сыновьям Атрея, Агамемнону и Менелаю, слова, сказанные виновником распри Александром. Пусть добавит еще разумное слово: не хотят ли они отдохнуть от погибельной брани, пока мы сожжем трупы убитых. А потом снова будем сражаться, пока боги не решат, кому даровать победу[82]. На рассвете Идей пошел к греческим кораблям. Однако, когда он передал ахейцам слова Александра и Приама, все выслушали его в глубоком молчании. И наконец так ответил ему могучий Диомед:

— Нет, да никто между нас не приемлет сокровищ Париса,
Даже Елены! Понятно уже и тому, кто бессмыслен,
Что над градом троянским грянуть готова погибель![83]

Что же касается перемирия и сожжения трупов, то на это ахейцы охотно согласились.

Долг — ничего не щадить для окончивших дни человеков,
И умерших немедленно должно огнем успокоить[84]

.

А потом день за дном снопа шли кровавые бои и поединки. Счастье было переменчиво. День окончательной гибели Трои, о котором говорил Диомед, еще не наступил.

Но вот от руки Ахилла пал Гектор. Горько оплакивали героя все жители Трои. Горестно рыдала Елена:

— Гектор, деверь любезный моему сердцу! Зачем не погибла я прежде! Двадцатый год уже идет с той поры, как я, бросив отечество, пришла в Илион. Но от тебя я не слышала злого, обидного слова. Даже когда меня укоряли домашние, свояченица или золовка, или свекровь (а свекор всегда был ко мне добр, как отец), ты вразумлял их и делал добрее. Вот почему я плачу о тебе и о себе, несчастнейшей!

— Нет для меня, ни единого нет в Илионе обширном
Друга или утешителя: всем я равно ненавистна![85]

Елена и Одиссей