— Громада сил ахейских у холмаАхиллова, где дочь твою для жертвыГотовили, блистала полнотою.Нелидов сын, касаяся рукиЦаревниной, на холм ее поставил.Я, как тебя, теперь их видел. ШлиИ юноши отборные за ними,Чтоб твоего детеныша держатьВ минуту содроганий. Следом кубокИз золота литой и полный царь,Обеими руками взяв сначала,Потом одной возносит и отцуГотовится свершить он возлиянье.Он знаком мне велит призвать народК молчанию, а я, в ряды вмешавшись,Так говорю: «Молчание… молчи, Ахейский люд. Молчите все.» ТолпаЗастыла, как под штилем. ЗазвучалиСлова Неоптолема: «О Пелид.О мой отец, те чары, что приводятК нам мертвецов, ты не отринь. ЯвисьТы девичьей напиться крови чистой;То войска дар и сына. Ты ж за этоОткрой дорогу кораблям, уздуОт них вручи ахейцам, чтобы легокНаш был возврат и всем увидеть дом!»Так вот слова его. А войско кликомВенчало их Гут, взявшись за эфес,Царь меч извлек сияющий. А свитеОтборной он кивает, чтоб схватилаОна юницу. Ею царский знакУловлен был, и речь ее ответомБыла к толпе: «Вы, Аргоса сыны,Что город мой разрушили!Своею я умираю волей. Пусть никтоМеня не держит. Я подставлю горлоБез трепета. Но дайте умеретьСвободною, богами заклинаю,Как и была свободна я. СойтиРабынею к теням царевне стыдно».И смутный гул покрыл слова.А царь Агамемнон сказал: «Освободите».И, царское принявши слово, дочьПриамова — от самого плечаИ по пояс свой пеплос разорвала,Являя грудь прекрасней изваянной.Потом, к земле склонив колено, такСказала нам она отважно: «Вот,О юноша, вот — грудь моя, коль хочешьРазить ее, ударь; а если шеиВозжаждал нож, — мое открыто горло».И, жалостью объят, Неоптолем,Невольной волей движимый, дыханьюУдаром быстрым пресекает путь.Потоком кровь из раны льется. Дева ж —Последний луч — старается упастьПристойно и скрывает, умирая,То, что должно быть тайной для мужей[154].Когда Еврипид писал о смерти Поликсены, прошло уже много веков с тех пор, как в Элладе не приносили ни богам, ни простым усопшим человеческие жертвы. Но в те времена, когда шла Троянская война и создавались древнейшие песни «Илиады», было иначе. Тогда, сжигая на костре труп, покойному давали с собой в могилу многое из того, чем он дорожил при жизни, и что, по тогдашним представлениям, могло бы ему пригодиться в подземном царстве. Во время погребения друга Ахилла Патрокла было зарезано много овец и волов, сам Ахилл бросил в погребальный костер четырех коней и двух любимых собак своего друга, а позднее убил двенадцать юных троянцев, схваченных в битве. Что же касается принесения в жертву юной девушки, то подобный эпизод уже имел место во время Троянского похода.
За десять лет до начала осады Трои, когда ахейский флот собрался в беотийской гавани Авлиде, на алтарь Артемиды была принесена в жертву дочь Агамемнона Ифигения. Это сделали для того, чтобы умилостивить владычицу лесов и животных, разгневавшуюся на Агамемнона, который застрелил ее лань (по другому мифу, Агамемнон хвастал тем, что он будто бы лучший охотник, чем богиня). Артемида послала неблагоприятные ветры, задержавшие флот ахейцев в Авлиде.