Троянская война. Реконструкция великой эпохи

Во многом восприятие Аякса у древних греков сложилось случайно — в связи с морским сражением у о. Саламин в 480 г. до н. э., когда греки разгромили персидский флот. Аякса вспоминали как местночтимого героя и победу связывали с его помощью. Также культ Аякса был известен у локров в Италии. Но во всем этом нет ничего необычного: обожествление гомеровских героев в классическую эпоху было повсеместным. Впрочем, здесь мы имеем культ Аякса Локрийского, который как раз в позднем времена смешал двух Аяксов — в меру забвения эпоса, которое сегодня пытаются повторить «аналитики», доказывая, что такое смешение было изначально.

Греческие трагики домысливали Гомера — так занимательно, что сегодняшние «аналитики» считают эти домыслы совершенно точным знанием. А именно, например, что Аякс покончил с собой тем самым мечом, который как дар был вручен ему Гектором. Ну а труп Гектора, разумеется, волочился за колесницей Ахилла, привязанный поясом, подаренным Аяксом. «Аналитики» свято верят Софоклу, но наотрез отказываются верить Гомеру, у которого ничего подобного не упоминается. Мы же предпочитаем не путать историю и литературу и продолжаем верить Гомеру.

Одиссей многострадальный

Одиссею досталось не только от богов, но и от последующих эпох. Как звучало его имя во времена Гомера, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Привычное для Гомера «Одусеус» может происходить от указательного местоимения «этот» или «вот этот» — о-де или э-де. Или от «одитас» — путник, путешественник («одос» — дорога, путешествие). Это вполне соответствует литературному образу. Что не спасло имя Одиссея от диалектных искажений, которые могли возникать также и из-за неправильного чтения. В Средней Греции бытовало «Олуттеус», на Пелопоннесе — Олиссеус (фратрия олиссеидов), у этрусков — «Утусе», у италийцев — «Уликсес». От латыни к русскому звучит уже «Улисс». Все эти искажения могли возникнуть только в течение длительного времени, что подтверждает древность гомеровского эпоса, далеко отстоящего от классических времен Древней Греции.

Трагедии классического периода Древней Греции — неисчерпаемый источник для «опровержений» Гомера. Литературу, которая использовала эпос Гомера и добавляла отсутствующие в нем фрагменты для реализации художественного замысла, направляют против истории. Укоризна Аякса в отношении Одиссея во время суда по поводу доспехов Ахилла в обрывке не дошедшего до наших дней произведения Еврипида содержит утверждение-вопрос: «Но Антиклея уступила Сизифу / А не она ли мать, тебя родившая?» Подобные же намеки, что Антиклея вступила в связь с Сизифом незадолго до брака с Лаэртом, имеются также у Софокла. Никаких свидетельств подобного рода вне литературного творчества не существует — разве что упоминание этой версии у Гигина. Но даже Нестору Сизиф приходится дедом. Или речь идет вообще о другом Сизифе, о котором нам ничего не известно. Впрочем, официальное родословие Одиссея в любом случае следует от Лаэрта, а отчаянные попытки уязвить его со стороны литературных героев не имеют отношения к исторической правде. У Гомера и Гесиода Одиссей называется только сыном Лаэрта.

Нас больше интересует другое: почему Одиссей считался царем Итаки при живом Лаэрте? И почему Лаэрт оказывается в столь бедственном положении в отсутствие Одиссея — работает в саду вместе со своими рабами. При этом толком неясно, кто осуществляет власть на Итаке. Телемах может собрать народное собрание, но оно бессильно перед наглостью группировки женихов Пенелопы, чей новый муж, надо полагать, должен унаследовать царские полномочия, обойдя при этом Телемаха.

По первой проблеме мы можем лишь высказать предположение, что Лаэрт оставался царем, но не Итаки, а «не только Итаки» — формально подчинял себе группу территорий, определил сыну в удел Итаку, но был низложен и оказался при сыне — на подконтрольном ему острове. Поскольку зачастую наследование в эпоху Троянской войны шло не к сыну, а к более старшему и славному зятю, то предполагаемая гибель Одиссея открывала возможность женихам Пенелопы претендовать на царство Лаэрта — вместе с Итакой. Таким образом, Телемах лишался одновременно и отцовского, и дедовского наследия.