Тройка мечей

Некоторые из этих колонн рухнули, и обломки рассыпались по брусчатке. Другие же накренились, но устояли. А две-три и поныне стояли ровно. В их кругу возвышалось еще одно здание, ныне изломанное и обрушившееся, но мне показалось, что некогда оно было высоким, как башня. И камни, из которых оно было построено, отличались от всех прочих, которые я видел в этих развалинах, – они были тускло-синими, в точности того цвета, какой отмечал разбросанные по Эскору островки безопасности и какой нас учили высматривать во время любой разведки и запоминать как возможное место для обороны.

И снова Урук остановился – на сей раз перед дверным проемом этой башни. Сама дверь давным-давно исчезла. Сквозь проем виднелся полутемный зал, беспорядочно заваленный камнями обрушившихся верхних этажей.

– Башня Йучара…

Урук снова заговорил вслух, и от его голоса, хоть он и говорил негромко, разнеслось странное эхо: «Йучар, Йучар». Моя другая память изо всех сил пыталась вырваться на волю. Йучар… я знал…

Мужчина. Высокий, как Урук. Однако я не видел его во плоти. Он скорее был… кем? Призраком, которого можно было вызвать, чтобы подбодрить людей? Ведь в последние дни Ха-Гарка они отчаянно нуждались в подобном символе, ибо чувствовали – война уже почти проиграна. Йучар Ха-Гаркский. Он некогда жил – и очень долго был мертв – мертв!

Я не верил ни в Йучара, ни в его башню. Урук, слегка опиравшийся на свою секиру, повернулся ко мне. Его глаза под кромкой шлема с гребнем-драконом горели мрачным гневом.

– Йучар.

Урук снова повторил это имя, и ему отозвалось эхо. Возможно, так он предупреждал меня о чем-то.

Потом он вскинул секиру, салютуя этому жалкому подобию башни. И я поймал себя на том, что тот, другой, заставил меня извлечь из ножен Ледяное Жало и отсалютовать дверному проему.

Урук двинулся вперед, я последовал за ним. Мы прошли сквозь широкий портал. И я увидел, что стены снаружи опалены, как будто башня Йучара когда-то была центром сильнейшего пожара. Но внутри…

Я остановился, едва перешагнув порог. Ледяное Жало в моих руках пылало, перекликаясь с огнем, пробегающим по секире Урука. Это место было сосредоточением энергии; здесь текла некая Сила, от которой покалывало кожу, а разум содрогался и старался увернуться от соприкосновения с ней. Как бы Ха-Гарк ни пострадал от времени и постигшего его бедствия, здесь, в самом его сердце, сохранился Свет, неистовый и требовательный, несущий с собой страх – не порождение Тени, а скорее некое предощущение, мощно требующее мужества и силы духа и заставляющее обычного человека отшатнуться.

Но от этого требования невозможно было укрыться. Мои руки дрожали, и дрожь передавалась Ледяному Жалу. Но я не выронил меч – просто не мог. Урук же продолжал идти вперед и остановился в самом центре этого круглого зала, а потом обернулся и кивком подозвал меня.

Я был подавлен, но осознавал, что не в состоянии сопротивляться тому, что столь долго пребывало здесь в ожидании. Три-четыре больших шага – и я присоединился к Уруку. Сюда не нанесло земли. Камень у нас под ногами был чист. Обломки, попадавшие сверху, валялись у стен. Казалось, властвовавшая здесь Сила была исполнена решимости сохранить сердце своих владений. Теперь я заметил, что каменный пол был исчерчен пересекающимися линиями; в них набилась пыль, и из-за нее было непросто что-либо разглядеть.

Урук взял секиру обеими руками, опустился на одно колено и предельно осторожно соскреб налет древней пыли, и стало ясно, что мы стоим внутри изображения звезды. Подчиняясь велению чужой воли, ставшей частью меня, я принялся по примеру Урука острием Ледяного Жала прочищать руны и символы, высеченные у каждого острия звезды; все они были разные. Два я узнал – их использовали в Долине для защиты. Остальные, возможно, я мог бы найти в памяти Толара, но упорно сопротивлялся этому.

Все это время вокруг нас витало, давя на разум и волю, ощущение ждущей Силы. Истощилась ли она хоть сколько-то за века, прошедшие с момента гибели Ха-Гарка? Мне казалось, что нет. Скорее, она накапливала энергию, с нетерпением поджидая освобождения, которое мы ей несли, пусть я и делал это не по своей воле.

Закончив с расчисткой, Урук встал и снова махнул мне рукой:

– Зажги.

Я знал, что он имеет в виду, хотя логика Йонана отказывалась признавать это возможным, даже когда меч Толара уже пришел в движение, намереваясь выполнить свою задачу.

Я медленно двинулся по кругу, вытянув руку с Ледяным Жалом. Я коснулся этим льдом, который неведомым образом превратился в металл, острия каждого луча высеченной в камне звезды. При каждом касании вспыхивал огонь и, не подпитываемый никаким горючим веществом, сверхъестественным образом продолжал пылать на синем камне.

Потом Урук вскинул секиру, и его голос загудел, словно гонг в одном из тех святилищ, за которыми ухаживали колдуньи. Я не понимал ни одного произносимого им слова. Возможно, даже пришедший из глубокой древности Толар их не знал. У каждого адепта своя тайна, а я был уверен, что Толар не принадлежал к числу Великих Эскора.