Тройка мечей

«На каждый из этих вопросов я не могу ответить полностью. Но мы должны быть очень осторожны. У Лайдан будет возможность восстановить силы. Когда она обнаружит, что Тарги больше нет… – Чешуйчатая голова качнулась. – Тогда ее удовлетворит лишь масштабное кровопролитие. Поскольку она вряд ли сможет добраться до тех, кто уничтожил вместилище Тарги, она еще больше вызверится на нас».

«Йонан? Урук?» – послала я новые вопросы.

Тсали ответил так, словно его ум занимали какие-то более важные вопросы. «Их путь – это их путь. Они хорошо выполнили свою работу. А наше дело теперь – хранить верность Долине. Мы не сможем вернуться, пока Лайдан…»

Его мысль словно затрепетала, как будто он хотел скрыть ее от меня. Но как ни горько мне было, я понимала, что́ он должен сказать, и сделала это сама: «Пока Лайдан может заколдовать меня».

Это не было вопросом. Я знала, что это правда и что я должна принять ее, собрав все свои силы, телесные и духовные.

5

Мы продолжили путь. Когда мы отошли достаточно далеко от развалин, Тсали сбавил шаг. Земля вокруг была бурой. Поздняя осень наложила на нее свой отпечаток и лишила этот край всякой растительности. Холод вытянул жизнь из трав; увядшие и сухие, они тихо шуршали на ветру.

Здесь сохранились остатки дороги. То тут, то там виднелись плиты, занесенные землей или вздыбленные корнями безлистных деревьев. Я огляделась, пытаясь найти какую-нибудь приметную деталь, по которой можно было бы ориентироваться, хоть и понимала, что не могу вернуться обратно в Долину, – во всяком случае, до тех пор, пока не освобожусь полностью от воздействия Лайдан.

Меня начали терзать голод и жажда, и мне хотелось знать, куда Тсали меня ведет. Но я не спрашивала. Я шла, словно во сне, повинуясь его указаниям. Вместо этого я искала внутри себя то, что могло быть частью моего Дара. Я была беззащитна перед Лайдан, – по крайней мере, так я думала. Сколько времени пройдет, прежде чем она осмелится выйти из своего укрытия и постарается снова сделать меня своим инструментом?

Инструментом?

Почему-то мое полное тревог сознание зацепилось за это слово. Человек созидает двумя способами: усилиями разума (которые сами по себе не магия) и руками – или продолжениями рук, созданными в незапамятные времена какими-то изобретателями, стремившимися решить какую-то проблему.

Есть инструменты земледельца: плуг, чтобы вспахать землю для сева, мотыга и грабли, молоток и пила, и другие, названий которых я не знаю. Есть и иные известные мне инструменты: горшки, чтобы подвешивать их над огнем и готовить в них пищу, веретено, чтобы прясть нить, игла, ткацкий станок. Ложка, если уж на то пошло, и короткий нож, и…

Но есть и другие инструменты – для войны. Дротикомет – мои пальцы машинально шевельнулись, словно потянулись к оружию в поисках спусковой кнопки. Мечи и копья – мужчины обратились к ним в те дни, когда мы не могли больше делать дротики. Еще щиты для защиты. А в Долине каждый из Зеленого народа носил на поясе силовой хлыст – это были дети молний, прирученные и поставленные на службу.

Все это инструменты – даже разум. Но я терпела поражение из-за того, что не была как следует обучена обращаться с инструментом, доставшимся мне при рождении.

Тсали свернул в сторону от остатков древней дороги и повлек меня на восток. Я брела за ним, потому что другого плана у меня все равно не было.

День был пепельно-серым, как высохшая трава, через которую мы пробирались. Но никаких облаков я не видела. Потом я услышала журчание воды, и мой язык шевельнулся во рту, словно бы забитом пылью. Тсали потащил меня вниз по склону – тот постепенно становился все круче. Но теперь я следовала за ним с нетерпением, потому что увидела ручеек, бегущий по каменистому руслу.

Я опустилась на колени у ручья, вымыла руки – вода оказалась ледяной, – потом зачерпнула полную пригоршню и поднесла к губам. Тсали отошел чуть в сторону, присел и принялся лакать прямо из ручья. Напившись досыта, я огляделась по сторонам уже более осмысленно. Напиться-то я напилась, но хотелось еще и поесть.

Тсали вдруг выбросил руки вперед и встал; с чешуйчатой кожи стекала вода, а в когтях извивалась рыба. Он подождал, пока та затихнет, и бросил на землю позади себя, потом снова присел и стал уже пристальнее всматриваться в воду.

Хотя я давно выбрала путь и решила, что не буду убивать живых существ ради пропитания, сейчас я понимала, что должна думать о выживании и действовать логично и что если добыча Тсали означает жизнь и силу, я должна принять ее.

Но я никак не могла заставить себя прикоснуться к мертвой рыбе. Я лишь смотрела, как Тсали выдернул вторую рыбу из ее среды обитания. Потом он прошелся вдоль берега и вернулся с заостренной палкой, при помощи которой выпотрошил рыбу, и камнем, которым он ее почистил.