Читаем Троил и Крессида полностью

ПрологПресветлая богиня, в третьей сфереЦарящая! Владычица сердец!К тебе, Юпитера любезной дщери,Смиренный обращается певец:Благословен вовеки твой венец,Что источает свет животворящий,В любви отраду смертному дарящий!На небесах, в пучине ли морской —Ты властвуешь повсюду во вселенной:Зверь, птица, рыба, древо, род людскойТвоей покорны воле неизменной,И сам Всевышний нам любви нетленнойПример являет ныне, как и встарь,И чтит закон любовный всяка тварь.Не ты ль порой в Юпитера вселялаК земным красавицам слепую страсть?Владыку-громовержца заставлялаНе ты ль, богиня, чья безмерна власть,То ликовать, то злой свой жребий клясть,Безумствовать и, позабыв приличья,Неслыханные принимать обличья?Гневливый Марс был усмирен тобой;Ты отвращаешь души от порока,И добр и храбр становится любой,В чьем сердце пламень твой горит высоко;По прихоти твоей в мгновенье окаБог, смертный, царь иль раб – кто б ни был он —Утешен будет и преображен.Очаг и трон храня от разрушенья,Питая всякий дружеский союз,Ты ведаешь сокрытые движеньяВсех душ, все странности любовных уз:Зачем у нас порой столь разный вкус,И этот любит ту, а та — другого,Кому везет, а кто-то без улова?Закон твой нерушим, о госпожа,И горе, кто ему не покорится!Но я, влюбленным ревностно служа,А стало быть, о светлая царица,Служа тебе, — я должен изощритьсяИ описать хоть небольшую частьТвоих щедрот, чья несравненна сласть.Даруй на то уменья мне, богиня,И грудь наполни радостью живой!Тебя я также призываю ныне,О муза Каллиопа! Голос твойВозвысь со мною купно и воспойБлаженство, коим юного ТроилаВенера за усердье наградила.Ну, что наш принц? Он вовсе изнемог!Один в покоях, бледный, исхудалый,Лежит и про себя твердит урок:Что скажет он Крессиде? Бедный малый!"Начну вот так... — он шепчет, — нет, пожалуй,Начну иначе ... этак, может быть?Нет, лучше так. О, только б не забыть!"И вот шаги уж близко: путь недолог,И громко у царевича в грудиЗабилось сердце... Тут, отдернув полог,Пандар воскликнул: "Друг мой, погляди,Кого привел я! — Ближе подойди,Племянница, — и со слезой во взореПримолвил: вот она, причина хвори!"Тут испустил царевич горький вздохИ голосом чуть слышным вопросил их:"Кто там стоит? Я болен, видит Бог!В очах темно от этих мук постылых..."— "Принц, это мы с Пандаром". — "О! не в силахЯ пред тобой, любовь моя, хотя бКолени преклонить: я слишком слаб".И встать потщился — но она ладониВмиг опустила на плечи емуИ молвила: "Подобных церемоний,Мой господин, от вас я не приму:Я благодарна вам как своемуЗаступнику (за дерзость не взыщите)И о дальнейшей вас молю защите".Смиренную Крессиды слыша речь,Внезапной радостью объятый снова,Принц дал бы голову себе отсечьСкорей, чем вымолвил в ответ хоть слово:Бедняга краской залился багровойИ все, что вытвердил пред этим он,Из памяти вдруг вылетело вон!Крессида тотчас поняла, в чем дело,Любви к нему чрез то не умалив:По ней, пусть лучше держится несмело,Лишь не был бы он дерзок и болтлив.Вот снова принц, почуяв сил прилив,Заговорил; мне разговор сей ведом —Не зря за автором влекусь я следом.Итак, дрожащим голосом, и самДрожа как лист, краснея и бледнея,Не веря в страхе собственным устам,Воззвал он к милой, глаз поднять не смея.И что ж сказал он ей? Или, вернее,Что простонал, от робости дрожа?Три слова лишь: "О сжалься, госпожа!"Затем, передохнув еще немного,Он молвил, трепет силясь побороть:"Я твой навеки! Призываю БогаВ свидетели: душа моя и плоть —Твои, пока не взял меня Господь.Нет, я не жалуюсь! Но мудрено ли,Что стражду я от непрестанной боли?Когда же, о нежнейшая из жен,Тебе мое признанье не по нраву, —То, сам на смерть собою осужден,Охотно я умру любви во славу:Ведь жизнь моя принадлежит по правуТебе! Излил я сердце пред тобой —Теперь легко смириться мне с судьбой".К сей мужественной скорби состраданьемКремень и тот проникнуться бы смог!Пандар давно уж волю дал рыданьямИ повторял, Крессиду тыча в бок:"Жестокая! Его мучений срокТы продлеваешь! Сжалься — иль отказомУбей на месте нас обоих разом!"— "Но что должна я сделать? Не пойму,Чего вы от меня хотите, дядя?"— "Чего хочу? Чтоб не дала емуТы умереть! — воскликнул тот в досаде.— "Коль так, — вздохнула, на Троила глядя,Вдовица, — растолкуйте мне, мой друг,Чем облегчить могу я ваш недуг?"— "Растолковать? Души моей отрада,Чистейший светоч! Только об одномПрошу — иных мне милостей не надо —Чтоб глаз твоих лучи своим тепломМеня порой касались! Я ж во всем,Коль разрешишь, слуга твой буду вечный,Столь бескорыстный, сколь и безупречный.Твое лишь одобренье, госпожа,Наградою мне будет за старанье;Когда же согрешу, тебе служа,Иль твой запрет нарушу, — то заранеГотов я смерть принять за ослушанье!Один закон мне будет — твой приказ:Располагай же мной во всякий час.О, буду я — лишь дай на то согласье —Смиреннейшим, усерднейшим из слуг:Любой каприз исполнить в одночасьеПочту за честь! На север иль на югПомчусь по знаку! Вот как мой недугТы можешь облегчить: что, трудно ль это?Я все растолковал и жду ответа".— "Ну, что же ты молчишь! — вскричал Пандар, —Скажи ему, что ты не соизволишьВзять от него столь неподобный дар:Несчастный предлагает ей всего лишьСебя в рабы! Но нет, не приневолишьГордячку... О, зачем я не Зевес!Я громом бы сразил тебя с небес!"На то Крессида, не смутясь нимало,Усмешливый оборотила взглядНа дядю и, помедлив, отвечала:"Коль перемены эти не сулятБесчестья мне — не вижу я преградК тому, чтобы принять, из уваженья,Достойного Троила предложенье.Коль моего доверья никогдаОн не обманет в приступе гордыниИ честь мою от всякого вредаОбережет, как берегут святыны, —Клянусь душой, что с радостью отнынеЕму я буду верный, нежный друг.Не плачьте, дядюшка! Довольно мук.Но вас, мой милый принц, должна сначалаЯ упредить: хоть ваш и славен род,В любви не больше царствовать присталоВам надо мною, чем наоборот;Я обходиться с вами напередНамерена, как подобает с другом:Ласкать и распекать вас по заслугам.Но прежде, рыцарь мой, пускай опятьК вам силы возвратятся, всем на радость.Я ж постараюсь нежностью воздатьЗа все мученья ваши, дабы сладостьПришла на смену горечи, и младостьВоспряла снова!" — и, сказавши так,Его поцеловала, дружбы в знак.Пандар немедля рухнул на колени:"Хвала тебе, великий Купидон,За то, что не презрел моих молений! —Воздевши к небу длани, крикнул он, —О, торжествуй, Венера! Что за звонМне чудится? Не сами по себе лиКолокола на радостях запели?Но тише! уж наверное, теперьПрочли письмо Елена с ДеифобомИ к нам идут. . Племянница, поверь —И ты, Троил, с горячкой и ознобомКогда покончишь, — юным двум особамМой дом открыт, и сможете вы тамНаговориться всласть; я знак подам.Тогда-то мы и поглядим, которыйИз вас двоих искуснее в речахЛюбовных; о, тогда на разговорыВам времени достанет! Да и страхПройдет, лишь ты до срока б не зачах!"— "Когда же срок?" — вздохнул чуть слышным эхомТроил; но тот лишь разразился смехом.Здесь воротился в спальню ДеифобИ с ним Елена с жалостью во взоре;Со стоном руку положил на лобЦаревич, о своей припомнив хвори;Пандар же, подозвав Крессиду, вскореСказал: "Пора, племянница! Пойдем.Благодари хозяев за прием".Та всех троих с учтивостью отменнойЗа честь благодарила — и, в ответОтдав поклоны, Деифоб с ЕленойГлядели с одобреньем ей вослед;И сделавшись предметом их бесед,Ее краса, и ум, и обхожденье —Все вызвало похвальные сужденья.Итак, вдова направилась домой.Троил же, проглядев письмо, над коимВ саду трудились брат его с сестрой,И выразив признательность обоим,Вдруг насладиться пожелал покоем:Его, сказал он, что-то клонит в сон,От разговоров утомился он.Страдальца тут облобызав, царицаОтправилась к себе; ушел и брат.Настал черед Пандару воротиться —И молнией примчался он назадИ до полнбчи был куда как радБольного болтовнёю тешить, лежаНа тюфяке соломенном у ложа.Когда ж, замкнувши двери и врата,Все во дворце уж третий сон гляделиИ воцарилась тишь и темнота, —Пандар, к царевичу на край постелиПрисевши, разговор завел о делеИ говорил без шуток в этот раз;Я речь его перескажу для вас.«Мой добрый господин и брат бесценный! —Так начал он, — с тех пор, как ты весной,Любви злочастной мученик смиренный,Метался в лихорадке затяжной, —Я сам от горя потерял покойИ не жалел ни силы, ни уменья,Стремясь твое приблизить исцеленье.И вот, как видишь, дело до концаПочти довел я, потрудясь немало.Сие не для похвального словцаЯ говорю; мне хвастать не пристало:Служа тебе, я с самого началаПовел, увы, постыдную игру,Какая самому не по нутру.Для одного тебя, впервые в жизни,Я расстарался наподобье тех,Кто, справедливой предан укоризне,К мужчинам водит женщин для утех!Племяннице моей неведом грех;И я подстроил так, что положиласьОна вполне на честь твою и милость.Не о своей корысти, видит Бог,Я пекся, помышлял не о награде —Лишь о тебе: ты был совсем уж плохИ муку смертную таил во взгляде.Но брат мой, умоляю, Бога ради,Будь скромен: имя доброе вдовыОт ненасытной береги молвы!Крессида строгостью и чистотоюИзвестна всем; досель ничей упрекЕй не грозил: она слыла святою!О горе мне! Ужели я обрекБедняжку на позор? и как я мог?Ей ближайший родич — о Создатель! —Я обошелся с нею как предатель.Не я ль толкнул ее на этот путь,Внушив, что всякую твою причудуИсполнить не зазорно ей ничуть?Едва о том прознав, меня повсюдуОславят за коварство, как Иуду,Несчастную навеки погубя!Не много проку в том и для тебя.Вот потому-то я в такой опаскеИ не решусь на следующий шаг,Не остерегши прежде от огласкиТебя, доколь ты сам себе не враг.Нас может погубить любой пустяк!Прости, что повторяюсь я, но тайнаВажна в подобном деле чрезвычайно.И впрямь немалый происходит вредОт болтовни иль хвастовства пустого:Из книг мы знаем, сколько тяжких бедВлечет беспечно брошенное слово;И мудрые предания былогоНас учат, и присловья прежних дней:"Уменье промолчать — всего важней!"Когда бы время я имел в достатке —Хоть сто историй вспомнил бы подрядПро хвастунов, чьи скверные повадкиГубительны для дам! Но, милый брат,Ты знаешь сам, что люди говорятО болтунах: пусть болтовня их дажеПравдива — всё порока нету гаже!Немудрено, что длинным языкамВсе шлют проклятья. Не по их вине лиСудьбу кляли десятки нежных дамИ сотни дев цветущих сожалели,Что родились на свет? Когда ж на делеИх болтовню проверить труд возьмешь —Сейчас и видно: правды в ней на грош!И впрямь, хвастун да лжец — одно и то же.Вот, скажем, я кого-то полюбил,Дав клятву той, что сердцу всех дороже,Любовь свою таить; и все ж не скрылОт двух иль трех друзей, что я ей мил.Я, стало быть, хвастун — и лжец при этом:Ведь ей солгал я, поступясь обетом!А как назвать прикажешь болтуна,Что всюду имя разглашает милойИ чванится успехом, хоть онаЕго ничем пока не отличилаИ знать его не знает! Сколь постылаМне эта спесь, присущая лгунам!Не зря страшатся дамы верить нам.Не о тебе, мой друг, само собою,Веду я речь: ты вовсе не таков;Да ведь не грех и людям с головоюМотать на ус оплошки дураков.Уж кто разумен — тот не пустослов,Такого дамы выберут из сотниИ доверяют им всего охотней.Смотри же, хорошенько затверди,Что я сказал, и не печалься боле:Отныне все худое позади,Пандар с тобой, твоей послушен волеИ послужить готов тебе, доколеЗаветные не сбудутся мечтыИ будет все, как пожелаешь ты.Тебе пособничать берусь я смело,Ведь от тебя ей не грозит урон.Ваш договор составлен: это дело!Настанет день — и будет он скреплен.Прощай! меня смертельно клонит в сон.Коль ты в раю — замолви там словечко:Пускай и мне приберегут местечко".И он зевнул. Но что же наш Троил?Мой стих не передаст и слабой тениТой радости, какую ощутилЦаревич после пылких заверенийПандаровых... Стенанья, вздохи, пениЗабыты вмиг! Растаяла как дымВся боль, какой он прежде был томим.И как с ветвей последний сходит инейИ роща, что казалась неживой,От майской пробуждается теплыниИ свежей одевается листвой, —Так этой новой радости с лихвойДостало и для нашего героя,И нет его счастливей в целой Трое!Поднявши на Пандара ясный взгляд,"Друг, — молвил он, — ты помнишь, как в апреле,Любовной лихорадкою объят,Лежал я полумертвый на постели,И ты вошел — и, помнишь, еле-елеСумел дознаться, что же за недугМеня томит и жжет, — не так ли, друг?Когда ты передо мной взмолился в сотый,Должно быть, раз — тебе лишь одномуОткрылся я, хотя и с неохотой,Как другу — нет, как брату своему!Неужто грех я на душу возьмуИ повод дам к молве, до слухов падкой?Я и теперь-то говорю с оглядкой!И все ж готов поклясться я Творцом,Что не заставит никакая силаМеня обмолвиться хотя б словцомО том, что сказано меж нами было,Иль пусть меня пронзит копье Ахилла!Клянусь: ни слова, никогда, ни с кем;Живи я вечно — вечно буду нем.А ежели дерзну проговориться —Да станет кровом до скончанья днейМне Агамемнона-царя темница,Где черви, смрад и скорбный звон цепей!И клятвою торжественной своейГотов поклясться я перед богами —С утра, поочередно в каждом храме.О мой Панд ар! Я у тебя в долгуИ доброты твоей не позабудуДо самой смерти. За тебя могуСтократ я жизнь отдать; всегда и всюдуТебе рабом отныне верным буду,Хоть знаю: сколько б ни осталось жить,Всё службы мне твоей не отслужить.К тому ж, поверь, я не такой негодникИ не безумец, хоть бываю глуп,Чтоб выдумать, что ты, мол, гнусный сводникИ сверх того еще корыстолюб!Все это сущий вздор; да и кому бНа ум взбрело постыдной счесть услугу,Какую друг оказывает другу?Допустим, кто берет за это мзду —Тому пристало называться сводней;Но кто для друга тяжкому труду,Как ты, предастся волею Господней —Что может быть на свете благородней?Хоть результаты схожи, спору нет,Но побужденья путать нам не след.Я доказать берусь, что драгоценнаУслуга мне твоя и не в укор:Скажи — Кассандра или ПоликсенаТебе по вкусу из моих сестер?Иль, может быть, Елену с давних порОблюбовал ты? Выбирай же смело!Я для тебя улажу это дело.Лишь не оставь, молю тебя, и впредьНесчастного Троила без подмоги:Уж коли ты не дал мне умереть —Спасенного не брось на полдороге!А там, круты ли тропы иль пологи,Шагать послушно следом я готов...Спокойной ночи, брат мой! Сладких снов".И с тем, довольные, заснули оба.Наутро ждали каждого дела,И встав, они расстались; но учебаПандарова впустую не прошла:Царевич юный, как его ни жглаСтрасть обнадеженная — все ж ни разуСебя не выдал, следуя наказу.Порывы нетерпенья он в уздеС мужскою твердостью держал отныне —Да так, что распознать никто, нигдеВлюбленного не смог бы в царском сыне:В нем не было как будто и в поминеСердечной маеты; казалось, онПокоен, как далекий небосклон.В те дни, по заведенному укладу,На поле брани он спешил с утраИ там во славу Марса до упадуСражался с греками; но вечераИ следом ночи — то была пораРаздумий вечных: как бы изловчитьсяИ чем-нибудь пред милой отличиться.Не поручусь при этом, что постельКазалась очень мягкой бедолаге,А также, что ни разу он досельНе помышлял, своей дивясь отваге,Ни о каком ином и высшем благе.Мудреного не нахожу я тут:Довольствоваться малым — тяжкий труд!Все это время, сколько мне известно,Они встречались, и во время встреч,Коль было то возможно и уместно,Друг с дружкой говорили; только речьВсе шла о том, как тайну оберечь,Как нынче быть, как им держаться дале,Да где сойтись, чтоб их не увидали.К тому же приходилось им подчасТак долго дожидаться встречи краткой,Скрываться от чужих ушей и глаз,Всего страшиться, делать все с оглядкой, —Что каждый про себя мечтал украдкой,Чтоб наконец Амур послал бы самБлагое завершенье их трудам.Однако столь умно и осторожноПринц вел себя во время их бесед,Ее оберегал он столь надежноИ всякое желанье иль запретБез слов умел понять, — что в ней, как цвет,С отрадой запоздалою раскрыласьЛюбовь, которой так она дичилась.С тех самых пор, короче говоря,Царевича она боготворила;И столько преуспел он, что не зряПо двадцать раз на дню благодарилаБогов она, что встретила Троила:И то сказать, он был ей верный другИ, сверх того, усерднейший из слуг.По воле госпожи на дело скорыйИ столь же осмотрительный притом,Он представлялся прочною опорой,От всех напастей крепким ей щитом;И на Троила положась во всем,Молвы она страшиться меньше стала —Лишь ровно столько, сколько и пристало.Пандар же все подкладывал дровецВ костер любовный: от одной к другомуНосил посланья, как простой гонец,Служа исправно другу дорогому;Когда же отлучался принц из дому —К нему на поле брани прямикомЛетел Пандар с очередным листком.Но не подумайте, что мне под силуИсчислить каждый письменный обет,И вздох, и взгляд, которыми ТроилуС ней обменяться удалось... О нет!Для описанья труден сей предмет:Дела влюбленных уследить легко ли?А речи их и помыслы — тем боле.К подобной же задаче непростойИ я не приступился бы из рискаВас утомить: как пишет автор мой,Троила и Крессиды перепискаМогла б занять полкниги или близко.В свой сказ он, краткость мудрую храня,Ее не вставил; что же взять с меня?Но полно! Усомнится кто едва ли,Что царский сын с Крессидой в эти дниВ довольстве и согласье пребывали;И были б вовсе счастливы они,Когда бы для любовной болтовниВозможности почаще выпадали...Теперь послушайте, что было дале.Пандар, который все отдать был рад,Чтоб друг его с прекрасною вдовицейСошлись наедине и без преградМогли бы о любви наговоритьсяИ за лишенья прежние сторицейВоздать друг дружке, — наконец-то смогСыскать к тому и случай, и предлог.Он в доме у себя с великим тщаньемВсе приготовил и устроил так,Чтоб их беседам, встречам и прощаньямНе помешал бы ни один пустяк;Наш хлопотун продумал каждый шаг,Чтоб не был им опасен соглядатай,И ни с какой не посчитался тратой.Все, впрочем, предвещало им успех:Попутный ветер дул; все были глухиИ слепы; оставалось без помехРазжечь огонь, пока поленья сухиИ кумушки не распустили слухи, —Назначить день, условиться с вдовойИ залучить ее к себе домой.Что до Троила, коему заранеРастолковал он дела существо, —Тот заготовил также оправданьеНа случай, если хватятся егоПод вечер или ночью; таковоЕму-де свыше было наущенье:Свершить он должен жертвоприношенье —И в храме Аполлона в ту же ночьУслышать прорицание благоеОт лавра вещего: когда, мол, прочьАхейцы уберутся из-под ТроиИ нас оставят, наконец, в покое;Но пред священным древом должен онПредстать один: так хочет Аполлон.Итак, у них все было наготове,И в новолунье с самого утраПандар усердный, зря не пустословя,Отправился поспешно со двора:Хотя была ненастная пора,Ко вдовушкину он пустился домуПо делу — мы уж знаем, по какому.Прибыв на место, принялся сперваСам над собою отпускать он шутки,Затем потребовал: пускай вдоваКлянется, не промедля ни минутки(Он долго ждать не станет; нет уж, дудки!) —Пускай она клянется наперед,Что нынче с ним поужинать придет."Как, дядюшка! В такое-то ненастье?Да я измокну!" — "Велика беда!Племянница, должна ты дать согласье,Иначе (он шепнул) я никогдаС вестями больше не приду сюда.К чему артачиться, скажи на милость?"И, повздыхав, Крессида согласилась.Затем спросила: будет ли ТроилНа ужине? — "О нет! В отъезде сноваЦаревич; разве я не говорил?Да если б он и был — что здесь дурного?Уж моего ль вам опасаться крова?Сто раз я предпочел бы умереть,Чем дать подслушать вас иль подсмотреть".Поверила ли юная вдовицаТому, что принц в отъезде, или нет —Про это в повести не говорится,Смолчу и я, за автором вослед, —Однако же, сочтя, что не во вредСия затея, обещалась к дядеПрийти на ужин, послушанья ради.Все ж дядюшку она остерегла,Чтоб в гости он не звал кого попало:Иной ведь умник спьяну иль со злаВообразит, чего и не бывало;Она же, впрочем, с самого началаДоверилась ему: коль он прибытьНа ужин просит — так тому и быть.Здесь принялся он клясться и божиться,Всех олимпийцев перебрав притом:Мол, ежели худое что случится —Во мрак Аида, где царит Плутон,Да будет, как Тантал, низринут он!Затем Пандар убрался восвояси;Вдова же, помня об урочном часе,Принарядилась, прихватила слугИ к ужину явилась с АнтигонойИ с дюжиной служанок и подруг.Но кто, скажите, собственной персонойЧерез окно в каморке потаеннойВзирал, ликуя, на прибытье дам?Троил! он с ночи притаился тамИ молча ждал, наученный Пандаром.А тот Крессиду с почестями ввелВ свой дом, расцеловал с немалым жаромИ вскоре всю компанию за столОн усадил, как истый хлебосол.Обильный ужин удался на славу,И угощенье всем пришлось по нраву.Затем, поднявшись, предались ониНевинным развлеченьям и беседам.Пандар, как мог, старался для родни:Он спел; вдова сыграла; был поведанКакой-то древний сказ, известный дедам;Но время шло, и дамы всей гурьбойЗасобирались наконец домой.О небеса! О властный лик Фортуны!Что наши замысли и что мечты?Лишь ей одной покорен мир подлунный,Она — пастух наш, мы — ее скоты...У дяди прогостив до темноты,Вдова ушла бы — но вмешался случай,Подосланный Фортуною могучей.В ту ночь стояла юная ЛунаВ созвездье Рака и вблизи СатурнаС Юпитером; вдруг ливня пелена,Обрушась наземь, зашумела бурно,И дамам от испуга стало дурно.Пандар с усмешкой молвил им: "Для вас,Я погляжу, погодка в самый раз!Племянница, когда хотя б немногоМеня ты любишь, будь же столь добра:Доставь мне утешенье, ради Бога,Под кровом сим останься до утра.И что за спешка? Льет как из ведра!Глаза б мои на это не глядели!Да разве здесь не дом твой, в самом деле?"— "А ведь и впрямь, погода такова, —Подумала разумная вдовица, —Что лучше, на учтивые словаПоддавшись, поскорее согласиться,Чем долго упираться и чиниться,Чтоб нехотя остаться все равно:Уж больно сыро нынче и темно!"— "Ах, дядюшка, я просто пошутила:Я не уйду! — промолвила в ответВдова, — мне предложенье ваше милоИ драгоценен всякий ваш совет".— "Вот славно! пошутила или нет —Тебя во всяком случае теперь яБлагодарю за честь и за доверье".И тут, как водится, пошло опятьВеселье... Но Пандару не терпелосьВдову в постель скорее отослать.Зевнув, он молвил: "Ишь, как расшумеласьГроза-то! Я, ей-богу, взял бы смелостьВас всех отправить тотчас на покой:Когда и спать-то, как не в дождь такой?И знаешь что? Я помещу, пожалуй,На нынешнюю ночь тебя вон там:За дальней дверью, в комнатушке малой,Где нет окна — чтоб не мешали снамНи дождь, ни гром, ни молния. А самЗдесь пригляжу я за твоею свитой, —Так ей сказал он с миной деловитой.Вот в этой самой зале на ночлегЯ их устрою: места, слава Богу,Всем хватит! Будь хоть ливень там, хоть снег —Нам не из чего подымать тревогу.Спокойно спи, и впредь ко мне дорогуНе забывай! Однако перед сномНе подкрепиться ль нам еще вином?"Вина горячего на сон грядущийОтведавши и ставни затворив,Все разошлись; а ливень лил все пуще,И ветер дул, порывист и шумлив,И заглушал, с дождем наперерыв,Все звуки в доме, так что рядом стояС трудом могли друг друга слышать двое.Хозяин проводил Крессиду самТуда, где ей постель уже постлали,И, передав на попеченье дам,Ей почивать желал он без печали,Сказав: "Твои служанки тут, не далеЧем в двух шагах: покличешь — и на зовСбегутся вмиг. Итак, приятных снов!"Ушли и дамы, погодя немного,И все угомонились до одной.Слуг отослали, заказав им строгоГостей тревожить в этот час ночнойПереговорами иль беготней.Настала тишь: всё в доме почивало,И лишь гроза как прежде бушевала.Тогда Пандар сказал себе: "Вперед!"Игра ему до тонкостей знакома,И загодя продуман каждый ход.По коридорам дремлющего домаПрокрался он, ступая невесомо,И дверь чулана тихо отворил,Где дожидался запертый Троил.Тут, описав успех своей затеиИ доложив, как в доме обстоятДела, Пандар сказал: "Теперь смелее!Ведь ты уж на пороге райских врат".На то царевич, робостью объят,Вскричал: "Да не оставит без подмогиМеня Венера! Я в такой тревоге!"— "О, не тревожься! — друга ободрилПандар, — уж нынче ночью все решится!Не я ли эту кашу заварил?Я делу помогу и довершиться".Но тот — свое: "Молю тебя, царица,Мне в трудный час, Венера, помоги —И преданней не сыщешь ты слуги!А ежели располагались дурноСветила при рождении моем,И ты, по воле Марса иль Сатурна,Помочь бессильна мне — то хоть словцомТы за меня перед своим отцомВступись, молю, во имя давней страстиК Адонису, что пал от злой напасти.И ты, Юпитер, о придай мне сил —Ты, из любви принявший образ бычий;И ты, о грозный Марс, что полюбилКиприду, жаркой страсти став добычей;Ты, Феб, во имя той, чей стан девичийСтволом древесным обернулся вдруг, —Во имя нежной Дафны, будь мне друг!Меркурий, ради Герсы, чьей красоюПленился ты, мне нынче порадей;К тебе, Диана строгая, с мольбоюВзываю также: будь ко мне добрей!И вы, что спряли нить судьбы моей,Когда мне и пеленок не кроили, —Вы, Парки, позаботьтесь о Троиле!""Ну полно, ведь она тебя не съест!Не трусь же так! — вскричал Пандар со смехом. —Ступай скорей за мной, и вот те крест,Усердье увенчается успехом.Накинь-ка этот плащ, подбитый мехом". —И через потайную дверь в углуС собой увлек он принца за полу.Итак, свирепый вихрь по всей округеБушует, заглушая скрип шагов;Крессида спит, и ровно дышат слугиЗа дверью, что ведет в ее альков.Пандар, подкравшись, запер на засовДверь изнутри, их сна не потревожа,И вот уже стоит он подле ложа.Крессида пробудилась в этот миг."Кто здесь? — она спросила, — что случилось?"— "Я не затем, дитя, сюда проник,Чтоб напугалась ты иль огорчилась, —Шепнул Пандар, — но тише, сделай милость!Все разъяснить готов я сей же час,Но не хочу, чтоб услыхали нас".— "Но как сюда вошли вы и при этомНе разбудили никого из слуг?"— "Здесь дверца есть еще одна, с секретом.Ну что, дитя, прошел ли твой испуг?"— "Позвольте, дядя, кликну я подруг".— Ни-ни! Подруг нам только не хватало!Им знать об этом вовсе не пристало.Ведь говорят: не трогай лиха, чтобНе разбудить его! Твои девицыСпят крепким сном, хоть рой под них подкоп,И пробудятся лишь с лучом денницы;А мы меж тем, как две ночные птицы,Тихонько побеседуем вдвоем —И, как пришел, я прочь уйду тайком.Так выслушай меня. Уж коли дамаПоклоннику дает любви обет,Дарит надежду, называет прямоСвоим возлюбленным — его не следМорочить ей, сыскав иной предметДля страсти; все, кто водит с ней знакомство,Подобное осудят вероломство.Не ты ли сердце отдала тому,Кто всеми чтим как славный муж и воин,И не при мне ли ты клялась ему,Что, мол, доколе он тебя достоин(На сей же счет, ей-богу, я покоен), —Что не изменишь ты и не солжешь,Пока жива, избраннику... И что ж?Чуть мы с тобой простились, и к себе яВошел в опочивальню — вижу: ждетМеня царевич, на глазах слабея,Измокший весь; он через тайный ходКо мне пробрался, и его приход,По счастью, нам одним с тобою ведом:Никто за ним не увязался следом.Но он дрожит! Он вне себя от мукИ скоро спятит, коль еще доселеНе спятил! Вот причина: некий другЕму поведал для какой-то цели,Что любишь ты — неужто в самом деле? —Ореста молодого. Эта вестьК утру его в могилу может свесть".Едва она услышала об этом —Пребольно сердце сжалось у вдовы:"Я прежде думала, что злым наветамМой милый не поверит, но увы!Как просто он на удочку молвыПопался! О, несчастная, как тяжкоЯ обманулась! — молвила бедняжка. —И что за враг меня оговорил?Быть может, это сделал он из мести?Но как поверил сплетнику Троил?И слыхом ведь ни о каком ОрестеЯ не слыхала, говорю по чести!Уж завтра оправдаюсь я сполнаПред милым, — и заплакала она. —Ах, дядюшка! Сколь кажется ничтожнымЛюдское счастье! Неспроста зовутОбманчивым его и ненадежным:Источник в нем тоски и горьких смут.Мы счастливы — а грусть уж тут как тут!Без радости беда, и с ней нам горе —Затем, что радость нас покинет вскоре.О радость, постоялица сердецНедолгая! Кто б ни был твой хозяин,Ужели он не ведает, глупец,Сколь твой приход поспешен и случаен,Увы! сколь твой характер неприкаян, —Сам, стало быть, о радости своейНе знает: что ж ему за радость в ней?Когда же о твоем неверном нравеОн ведает и помнит — для негоУтраты страх, подобно злой отраве,Во всякое подмешан торжество;А нет — так значит, счастья своегоНе ценит он, не дорожит удачей:Коль так, то грош цена ей, не иначе.Отсель могу я заключить одно:Что подлинное счастье и отрадуВкусить на свете смертным не дано.О ведьма-ревность, жалящему гадуПодобная, ответь: какого ядуТы намешала, чтоб меня Троил,Невинную, в измене обвинил?"— "Увы! — вздохнул Пандар, — уж так случилось".— "Но, дядя, кто об этом вам донес?И как он мог, скажите мне на милость...""Дитя, — прервал хитрец, — не в том вопрос.Ведь можешь ты, не тратя даром слезИ времени, сама уладить дело:Лишь объяснись открыто с ним и смело".— "О, завтра же я все улажу вмиг!"— "Как! неужель до завтра быть вам розно?Иль ты ученых не читала книг?Так знай: где положенье столь серьезно,Там нужно действовать, пока не поздно:Промедлить — значит усугубить вред!По мне, в задержках вовсе проку нет.Дитя, когда пожар уж вспыхнул в доме,Хозяин, коли он не дуралей,Гадать не станет: искра ли в соломеЗатлелась или кто-то из гостейСвечу не там оставил; он скорейЗатопчет пламя да зальет водою —Иль все добро сгорит за болтовнёю!О нет, племянница, не обессудь,Но коль ему позволишь до утра тыПромучиться — скажу, что ты ничутьЕго не любишь! И боязнь утратыТебе — ничто! Но верю, никогда тыЗла не свершишь: ведь он в такой тоскеИ жизнь его висит на волоске".— "Я не люблю? Вам и не снилось, дядя,Любить, как я!" — "Вот то-то и оно.По крайней мере, — молвил тот в досаде, —Будь я тобой (хоть это мудрено),Уж я его утешил бы давно!Ждать до утра? За все богатства ТроиЯ, верно, не решился б на такое.Ты говоришь, что любишь, а самаВсю ночь готова длить его мученьяНапрасные? Иль ты сошла с ума,Племянница, и впала в помраченье,Иль это знак — скажу не в поученье —Преступного злонравья! Так иль сяк,С ним поступаешь ты как лютый враг".— "Что ж, дядюшка, коль вправду вы хотитеЦаревича утешить поскорей, —Вот этот перстенек ему снеситеС лазурным камнем, знак любви моей:Он будет рад! Прибавьте без затей,Что завтра он из уст самой КрессидыУзнает, сколь напрасны все обиды".— "Колечко с камнем! Впрямь изрядный дар!Иль этот камень обладает силойУсопших воскрешать? — вскричал Пандар, —Весьма бы кстати нынче это было.Где разум твой, скажи! О, сколь постылаЛюдская мне медлительность и лень!Не зря им шлют проклятья всякий день.Пойми ты: благородную натуруПустячною обидой не проймешь,Безделкой не утешишь! Коли сдуруГлупец ревнует — и цена-то грошТаким страстям: подачка, или ложь,Иль обещанье, данное умело,Его смирит; но принц — иное дело.Столь нежен сердцем, духом столь высок —До смерти молча он терзаться будет,И как бы пламень ревности ни жег,Тебя он к объясненьям не принудит;Но о невинности твоей рассудитОн без труда — лишь только б ты о нейРечь завела сама, да поскорей!Не забывай, что страждет он напрасно,Что в дом ко мне прокрался он тайком,И коли с ним ты встретиться согласна,Никто вовек не сведает о том.К тому же я с тобой; да он притомТвой рыцарь: не ему ль во всем готоваТы доверять? Он ждет: скажи лишь слово!"Столь жалостно Пандар ее молил,Столь речь его казалась ей правдива,Столь безутешным виделся Троил,А встреча — безопасной, что, на диво,В тот миг помнилось ей, хоть боязливаБыла вдова, — что нету в том грехаИ впрямь затея уж не так плоха."Ах, дядюшка, клянусь души спасеньем,Мне жаль его, и рада б я помочь:Его ль сюда призвать за утешеньем,Иль вас к нему отправить; но невмочьРешиться мне! Я, право же, точь-в-точьКак школьник над дилеммою Евклида", —Смущенная, промолвила Крессида."Нашла дилемму! — возразил Пандар, —Евклидова задачка, вот так нате!Добро б еще тупой, дрянной школяр,Подобный Буриданову осляти,На то пенял, а уж тебе — некстати:С твоим-то разумом, в твои годаТы сделать выбор можешь без труда"."Что ж, коли так, — промолвила вдовица, —Пусть он придет! Но надобно сперваМне встать с постели и принарядиться;Вы ж будьте осторожны, точно дваБесплотных духа, — иль о нас молваПойдет, спаси Господь от сей напасти!Ведь честь моя всецело в вашей власти"."О, щедрая душа! — воскликнул тутПандар, — да наградит тебя Всевышний!Но не вставай: к чему напрасный труд?Друг дружку вы без проволбчки лишнейДолжны утешить; я ж, как друг давнишний,Даю благословенье: в добрый час!И пусть Венера не оставит вас".Тогда Троил, приблизясь, на колениУпал, от изголовья лишь на шаг,И обратился к ней; но в изумленьеКрессида заалелась точно макИ не могла, хоть режь ее, никакЕму и слова молвить в знак привета:Уж до того внезапно вышло это!Пандар же, чтобы делу пособить,Опять за шутки: "Ты взгляни, как ловкоСклоняет он колени! Что за прыть!Сейчас видна привычка и сноровка.Не жестко ли? на, вот тебе обновка(И дал ему подушку) — стой, покаВалять не надоест вам дурака".Крессида впрямь как будто не спешилаС колен ему подняться приказать:То ль по забывчивости, то ль решилаЕго за дерзость этим наказать —Бог весть! Но все ж себя облобызатьЧуть погодя позволила вдовица,А после уж велела и садиться."Вот-вот, пускай он сядет на кровать, —Ввернул Пандар, — ведь разговор-то долог:Пора вам по душам потолковать!А ты, племянница, задерни полог,Чтоб сквозняком не дуло вам из щелок".И, свечку взяв, ушел к камину онИ сделал вид, что в книгу погружен.Итак, вдова, хотя и не водилосьЗа ней вины, уж верно, ни на грош,Хоть не шутя пред тем она сердилась,Что верит он напраслине, — но все жПочуяла, что принцу невтерпеж,Что впрямь с ума от ревности он сходит;И вот сама об этом речь заводит."Душа моя! — так начала она, —Кто любит, тем пристало состраданье:Противиться ему я не вольна;К тому же, принимая во вниманьеВсю преданность твою, и послушанье,И сердце пылкое, — тебя, мой друг,Спешу теперь избавить я от мук.Твоей же доброты, мой рыцарь верный,Я не забуду! За нее могуОдной лишь благодарностью безмерной .Воздать тебе — и все-таки в долгуОстаться! Знай: навек я сберегуСвою любовь и унесу в могилуСвятую верность моему Троилу.Все это так; и я не пожелала бТебя печалить, даже и любя,Но мне, увы, не обойтись без жалоб,Любовь моя, тебе же на тебя.Так не взыщи: я говорю скорбяИ лишь затем, чтоб худшие печалиОтныне наших душ не отягчали.145 Сама не знаю, в чем причина зла,Но ревность, эта тварь, исполнясь яда,К тебе, любимый, в сердце заползлаИ угнездилась там. Что за досада!Зловредной гадиной, исчадьем ада,Сосуд столь благородный осквернен.О, пусть ее Зевес изгонит вон!146 Ответь, Зевес, творец и вседержитель,Зачем безвинного чернит хула,Оправдан же неправедный хулитель?К лицу ль тебе подобные дела?О, если б на злодеев я моглаПожаловаться в суд твой беспристрастныйЗа возбужденье ревности напрасной!Теперь у нас частенько говорят:Мол, ревность и любовь — одно и то же.Толику меда в дегте растворят —И мнят, что это зелье в пищу гоже.Но ведомо тебе, великий Боже,Любовь ли то, иль злоба, или стыдИ как такому зваться надлежит!Бывает, впрочем ревность поневоле,Которая не столь уж тяжкий грех,Коль есть у ней причины, и тем боле,Когда ее скрывают ото всех,Страшась участье вызвать или смех,И страждут молча: муки те бесплодны,Зато по крайней мере благородны.Порой, напротив, утаить невмочьРевнивцу гнев, досаду иль презренье...Но полно, милый! этак мы всю ночьПроговорим; твои же подозреньяПроистекли от недоразуменья,Горячность — от любви, хвала Творцу!Тебе суровость эта не к лицу.Поверь, что мною движет состраданье,Отнюдь не гнев! Вели мне дать обетИль Божий суд назначь во испытаньеНевинности моей, чтоб злой наветСмогла я опровергнуть; если ж нет —То волен ты меня на смерть отправить.Увы! Мне больше нечего добавить".148Троил и Крессида. Книга третья1 И две иль три слезы со щек у нейСкатились, и воскликнула: "О Боже!Ты неизменной верности моейСвидетель будь, хотя б на смертном ложе".И покрывала край в бессильной дрожиК лицу прижавши, навзничь прилегла,Вздохнула глубоко и замерла.2 Господь им да поможет в их печали!Но мне сдается, радость уж близка:Так день бывает пасмурен вначале —Ан к полдню разойдутся облака;Так за зимой — сколь стужа ни крепка —Грядет зеленый май; так бой неравныйВенчается победой многославной.3 Едва услышал речь ее ТроилИ слезы увидал — тотчас, не скрою,Себя он точно школьник ощутил,Стегаемый учительской лозою;В нем сердце с каждой новою слезоюБольней сжималось, и предсмертный хладВ груди он чуял, мукою объят.4 Тут пожалел он о своем согласьеПрийти сюда, и проклял самый мигРожденья своего: ведь в одночасьеУтратил он все то, чего достиг!"Увы мне! — думал он, — сколь был великИ долог труд, предпринятый Пандаром, —И все насмарку! все пропало даром!"Что он ей скажет? Он погиб, увы!Та, чьих искать он мог бы утешений,Оскорблена! Поникшей головыПоднять не в силах, пал он на колениИ вымолвил, смиренного смиренней:"Ты все поймешь когда-нибудь, мой свет.О, видит Бог, моей вины здесь нет!"При этом грудь его была страданьемСтоль переполнена и стеснена,Что разразиться он не мог рыданьем;Источник сил телесных в нем до днаИсчерпан был, и с ним пресеченаТоска и мука; чувства отлетели,И замертво он рухнул у постели.Ужасный вид! Пандар к нему стремглавНа помощь кинулся: "Он жив, похоже, —Но тише, ради Бога!" И, подняв,Царевича он уложил на ложе,Ворча: "Ну, полно! воину негожеКрушиться этак!" — и с него совлекВсе до рубашки, чтоб дышать он смог."Племянница, яви к нему участье,Не то, ей-богу, милый твой погиб!"— "Ах, дядя, что мне делать? Вот несчастье!Ужель ему помочь мы не могли б?"— "Дитя, вольна ты вырвать острый шип,Вонзенный в сердце бедного Троила:Скажи ему сама, что все простила!""О, с радостью! И впрямь я всей душойТого ждала, к тому лишь и стремилась! —И зашептала тотчас: — Милый мой,Уж я давно сменила гнев на милость!Взгляни же на Крессиду! — и склониласьСо всей сердечной ласкою над ним,Но принц, увы, остался недвижим.Здесь принялись они с Пандаром вместеЕму ладони растирать и грудьИ смачивать виски... Сказать по чести,Вдова, чтоб к жизни милого вернуть,Прибегла к поцелуям; в них ли сутьИль в чем ином — царевич, слава Богу,Опоминаться начал понемногу.161 Очнувшись, испустил он горький вздохИ, точно удивленный суетою,Спросил: "К чему такой переполох?Стараний ваших, верно, я не стою".Она же, покачавши головою,На то сказала: "Полноте, мой свет!Друг с дружкою лукавить нам не след".162 Затем, обняв, она его простилаИ вновь поцеловала много раз;И принцем также сказано тут былоНемало нежных слов, что про запасБерег он; словом, этот поздний часПринес обоим умиротворенье,Обиды прочь изгнав и подозренья.Панд ар сказал: "Здесь больше не нужныНи я, ни эта свечка. Свет, к тому же,Больным во вред. У вас теплом весныПовеяло, как будто, после стужи:Дай Бог, чтоб дальше дело шло не хуже!"И он зевнул, со свечкой отошедК камину: мол, до вас мне дела нет.Меж тем Крессида, с друга взявши клятвуВ том, что за ней вины не числит он,И клятв обильную собравши жатву,Все не спешила погрузиться в сонИ принца отослать: тем, кто влюблен,Беседы с милым кажутся целебны,Пусть клятвы им не столь уж и потребны.Вдобавок, сведать не терпелось ей,Когда и как (хоть правды в том ни тени!)И с кем из юношей или мужейЕе он заподозрить мог в изменеИ кто виновник сих злоумышлении.Что ж он молчит? Не сам ли уж — Бог весть! —Ловушку для Крессиды ладил сплесть?Как быть бедняге? Перед госпожоюДержи теперь ответ за все сполна!И поневоле он кривя душоюПробормотал: была-де холоднаС ним на таком-то празднике она,Не улыбнулась, поглядела строго, —И прочий вздор, лишь годный для предлога."Душа моя! Да если бы и так —Что в том дурного? — молвила вдовица, —Неужто вправду этакий пустякВо мне тебя заставил усомниться?Так ревновать, ей-богу, не годится!Ты как дитя, что дуется на мать:Тебя бы розгой впору наказать".Царевич тут, ни жив ни мертв со страху(Не вновь ли он прогневал госпожу?),Взмолился: "Пощади! Коль дал я маху —Впредь никогда тебя не рассержу!Ты видишь, я от горя весь дрожу, —Прости ж меня, молю, не мучай доле,Я сроду из твоей не выйду воли!"— "Кто повинился — должен быть прощен, —Ответила вдова, вздохнув глубоко, —Но помни эту ночь!" — "Ах, — молвил он, —Я не забуду твоего урока!"— "Однако же и я была жестока:Тебе я нынче причинила боль,И ты за то простить меня изволь".В ответ на это, с возгласом счастливым,Судьбе своей доверившись, ТроилВнезапным побуждаемый порывом,Любимую в объятья заключил.Пандар, зевая из последних сил,Спать запросился, наказав пред этимНе падать в обморок и не шуметь им.Вотще трепещет бедный голубок,Что ястреба лихого стал добычей...Настало время, после всех тревог,Поведать вам, не преступив приличий,Об их блаженстве: так велит обычайИ автор мой, за коим я воследПлетусь, хотите вы того иль нет.Как лист осины, юная вдовица(Так летопись об этом говорит)В испуге начала дрожать и биться,Едва сомкнул объятья Приамид.А тот, забыв тоску, и страх, и стыд,Благодарит богов... Так ПровиденьеНам после мук дарует наслажденье."Любовь моя, — не разымая рук,Промолвил он, — теперь уж из неволиТы не уйдешь! Нет ни души вокруг, —Так покорись и не противься боле!"На то вдова, безмолвная дотоле,Вздохнув, ему шепнула лишь одно:"Ах, милый! Покорилась я давно".Что тут сказать? Бывает горьким зелье,Которым исцеляется недуг;Порою, прежде чем достичь веселья,Принять немало нужно горьких мук.Так сталось и с царевичем: не вдругПришла к нему желанная отрада,Но стойко претерпел он муки ада.Зато ему и слаще во сто кратТеперь казался приз, добытый с боем,И оба упивались без преградБлаженством, как целительным настоем:Не лучше ль так, чем врозь терпеть обоим?Хвала вдове! Да служит сей урокДля обращенья многих недотрог.Она, всецело милому доверясь,Его сама в объятья принялаИ всякий страх отринула как ересь,И словно жимолость вокруг ствола,Друг с дружкой так их руки и телаПереплелись... О, что за пир! ДоселеТакого не знавал он, в самом деле.Как соловей, что первый свой напев,Заслыша свист кнута и топот стада,Вдруг оборвет, — но вскоре, осмелев,Зальется с новой силой в гуще садаИ за руладой зазвенит рулада, —Так и вдова, прогнав тревоги прочь,Пред ним раскрыла душу в эту ночь.Как некий узник, ни смерть осужденный,Уж хлад могильный чует не шутя,Но чудом спасшись, точно вновь рожденныйДля жизни, он ликует как дитя, —Так счастлив был царевич, обретяСвою Крессиду... Всемогущий Боже,Надеждам нашим дай свершиться тоже!Ее нагая тонкая рука,Девичьи груди, трепетная шея,Упругий стан, округлые бока —Все было снега свежего белее;И царский сын, от радости хмелея,Лобзав стократно милую свою,Не мнил себя иначе как в раю.И он воззвал: "Благая Киферея!И сын твой, благодетельный Эрот!Я славлю вас и с вами Гименея,Чьих не забуду сладостных щедрот.О боги! избавленьем от невзгодОбязан вам и вашей благостыне,Я свой удел благословляю ныне.Ты, бог любви, связующий сердца,Ты прежде всех достоин восхваленья.По праву ты караешь гордеца,Ведь кто усердья полон и смиренья —И тем без твоего произволеньяУспеха не достичь: лишь ты одинИм помощь подаешь, о господин!Меня же, недостойного, из многихТы отличил, смертельный мой недугУврачевав: из нищих и убогихЯ в край блаженных перенесся вдруг;Обласкан и одарен сверх заслуг,Я ныне воздаю, слуга усердный,Хвалу тебе, о боже милосердный!"Здесь он расцеловал Крессиду вновь,(На что она ничуть не осерчала):"Чем угодить тебе, моя любовь?Чтоб это знать, я отдал бы немало!Кому еще на свете выпадалоТакое счастье: называть своейТу, что желанней всех и всех милей?Краса моя! Пусть даже я не стоюДесятой доли милостей твоих —Тебе с твоей безмерной добротоюВсе ж не придется пожалеть о них.Тому примеры есть: от дел благихРодится благо; тем усердней будуЯ чтить малейшую твою причуду.Так суждено: меня, о госпожа,Вольна ты пощадить иль обездолить,И жизнью всей тебе принадлежа,Прошу лишь, подскажи, чем удоволитьИ как лелеять мне тебя и холить,Чтоб никогда — помилуй Боже! — впредьНичем не удручить и не задеть.Во мне лишь преданность и послушаньеНайдешь ты, о нежнейшая из жен:Крессиды слово и ее желанье,Покуда жив я, для меня закон.Когда ж тобою буду уличенЯ в нарушенье данного обета —Своей рукой казни меня за это!"— "Любовь моя! — воскликнула вдова, —Источник радостей, мой друг бесценный,Благодарю тебя! твои словаСтоль непритворны, сколь благословенны.Но полно! помолчим для перемены:Все сказано; приди ко мне скорей,Избранник сердца, свет моих очей!"Убогий стих мой передать не в силахВсю сладость нег, что выпало тогдаИм испытать: лишь тот, кто сам вкусил их,О сем предмете судит без труда.Для прочих повторю, коль есть нужда,Что в эту ночь они, забыв печали,Свою любовь достойно увенчали.Ночь долгожданная! благая ночь,Пора щедрот, неведомых дотоле!Прочь, глупый стыд, и ты, тревога, прочь!Зачем нельзя блаженству длиться доле?Зачем я не могу и малой долиТакой, как эта, ночи из ночейКупить, хотя б ценой души моей!Теперь, однако, должен пояснить я:Хоть мудрено мне с автором моимТягаться, все важнейшие событьяТочь-в-точь я излагаю, вслед за ним;Когда же вдруг, усердьем одержим,Рассказ и приукрашу я немного —Меня за это не судите строго.Для вас я повествую, чьи сердцаЛюбовь познать успели и восславить;И волен всяк, дослушав до конца,Рассказчика прилгнувшего поправить:Где надобно, прибавить иль убавить, —Тут смело полагаюсь я на васИ продолжаю прерванный рассказ.Царевич и вдова, сплетясь в объятьях,По-прежнему не размыкали рук,И мнилось каждому: на миг разжать ихПодобно жесточайшей из разлук!А ну как это сон и милый другИсчезнет вновь? И шепотом твердилиОни друг дружке: "Ты ли это? ты ли?"И, не сводя с Крессиды жадных глаз,Троил, не веря собственной отраде,Все вопрошал — должно быть, в сотый раз:"Ужель со мной ты рядом? Бога ради,Не сон ли это?" С ласкою во взглядеТа отвечала: "Нет, моя любовь", —И друга целовала вновь и вновь.К ее очам он приникал устами:"Вот он, источник всех моих невзгод!Два ясных светоча, плененный вами,Я вырваться не в силах из тенет.В вас есть и милосердье, но прочтетЕго не всякий; мне же это чтеньеНемалые доставило мученья".И, милую к груди прижав тесней,Он воздыхал стократно, но не с мукой,Как мы вздыхаем от больших скорбей,Недугом истомленные иль скукой, —Но сладко, так (мой автор в том порукой),Как может лишь от полноты душиСчастливец воздыхать в ночной тиши.Они беседам предались, для коихПодобный час, не правда ль, так хорош,И обменялись кольцами: обоихДевизы мне неведомы, но все жОдно я знаю — золотую брошьС рубиновым сердечком прикрепилаВдова к сорочке своего Троила.О небо! Пусть какой-нибудь скупецЛюбовь зовет безумством: он, бедняга,Упрятав лишний пенни в свой ларец,Готов плясать; но истинного благаТакому не вкусить! несчастный скряга,Ни крохи, ни минутки ни однойНе купит он и всей своей казной!Не верьте, что дано, мол, и скупомуПознать любовь! Век над своим добромХлопочет он, но в жалкую соломуРок обращает злато с серебром.Тоска — его удел, и поделомПрезревшему любовь! Да обездолитЕго Господь, что любящим мирволит.Тех, кто любовь считает за порок,Ослиными ушами, как Мидаса,Я б наделял! Пусть будет им не впрокБогатство, как для римлянина Красса!Пускай, не пропустив ни дня, ни часа,Твердят: "Любовь священна, и гнуснейПорока нет, чем небреженье к ней!"Однако же, пора нам воротитьсяК царевичу с прекрасною вдовой.Они, друг дружке вглядываясь в лица,О прошлом толковали вперебой:Как встретились они, как меж собойЗаговорили, как она скучала,Как он страдал... и снова все сначала.О горестях минувших разговорНередко прерывался для лобзанийИ новых ласк — как будто, вперекорСудьбе, пославшей столько им терзаний,Они друг другу сделались желаннейИ после мук упиться торжествомСпешили, став единым существом.О сне я умолчу, предполагая,Что им сегодня было не до сна:И впрямь, ведь эта ночь, их ночь благая,Не для того им наконец дана, —О нет! Хотелось им, чтоб ни однаМинутка понапрасну не пропала,И оба преуспели в том немало.Когда ж петух прилежный возвестилКонец для тьмы отмеренного срокаПротяжным криком и биеньем крыл,И Веспер засветился одинокоНа бледном небосводе, и с востокаЮпитер показался, — тут вдоваПромолвила, от грусти чуть жива:«О жизнь моя! Души моей отрада!Уже разлуки нашей близок час:День настает, увы! Расстаться надо,Иль я погибла. О, зачем хоть разНе может мрак утешный ради насПодольше простираться над вселенной,Как в ночь, когда Зевес лежал с Алкменой!О ночь! о тьма! Иль философы зряТолкуют, что Всевышним создана ты,Чтоб, отдых нам достаточный даря,Набрасывать на мир свой плащ крылатый?Зачем же ты назад, в свои палатыБежишь? зачем до срока люд и скотСпешишь запрячь в ярмо дневных забот?Тебя за нераденье пусть накажет,Господь, чтоб горю моему помочь,И к полушарью нашему привяжет,Чтоб ты опять не ускользнула прочь,Под нижний край Земли... О гостья-ночь,Ты слишком скоро покидаешь Трою,Отраду сердца унося с собою!"При сих речах Крессиды нежный другЕдва дышал; в нем сердце больно сжалосьИ точно кровью облилося вдруг(По крайней мере, так ему казалось);В разгар блаженства муку он и жалостьПочувствовал и, милую теснейК себе прижав, воскликнул вслед за ней:"Жестокий день! всех радостей гонитель,Какими одарил нас щедрый мрак!Зачем стучишься в нашу ты обитель?Из каждой щели твой блестящий зракТаращится; чего ты хочешь, враг?Завистник вечный, хитрый соглядатай,Да угасит Господь твой свет проклятый!За что ты, день злонравный, столько бедПриносишь всякий день влюбленным парам?Нигде им от тебя спасенья нет.Поди ты прочь! Нам свет не нужен даром,В кромешный ад ступай с таким товаром —Иль в мастерскую, где златокузнецПечатки вырезает для колец".И к Солнцу он воззвал в своем задоре:"Ах ты, Титан безмозглый, неужель,С ней ночь проспав, позволил ты АврореЧуть свет покинуть брачную постель?Скорей верни назад ее! Тебе льТревожить нас? Ты сам не будь разиней:Сперва поладь-ка со своей богиней!"И к милой вновь оборотился онИ ей промолвил, тяжко воздыхая:"Увы! Неужто впрямь я принужденТебя покинуть? О, судьба лихая!О, горечь мук моих и сладость рая,Ты сердце раздираешь мне, любя:Ты — жизнь моя! Как жить мне без тебя?Бог весть, когда теперь еще свиданьеНам выпадет с тобой наедине!И если долгим будет ожиданье —Что станется со мной? Что делать мне?Разлуки не вкусив, уж я в огне!Минуты не прожив с тобою розно,О встрече уж готов молить я слезно.Но все-таки, будь я уверен в том,Что у любимой в сердце столь же прочноЯ водворен, как ты царишь в моемПри свете полдня и во мгле полночной,О госпожа! Когда бы знал я точно,Что это так, — сия, пожалуй, вестьМне помогла б разлуку перенесть".На то со вздохом молвила вдовица:"Ах, свет мой! мне уж нет пути назад.Скорее Феб с дороги может сбиться,Скорей голубка выведет орлятИ камни мертвые заговорятСкорей, чем из души своей КрессидаИзгладит милый образ Приамида.О нет, ведь облик твой запечатленСтоль глубоко во мне, что вздумай дажеСама тебя изгнать из сердца вон —Я б не смогла! И впрямь, такой пропажиНе пережить мне, видит Бог; тебя жеПрошу, любимый: так не думай впредь,Уж лучше прикажи мне умереть!Я и сама увериться бы рада,Что образ мой в душе твоей живет,Как твой в моей: вот лучшая награда,Иных не пожелала б я щедрот!Но будет спорить; знай лишь наперед,Что я верна — Господь мне в том порука —И верен будь, сколь ни продлись разлука.Ступай и не тревожься; никомуДосель не сказывала я такогоИ не скажу, но знай: тебя примуВо всякий час, когда придешь ты снова,И видит Бог, я вечно ждать готова!"Так молвив, принялась она опятьЛобзаньями Троила осыпать.В конце концов, хотя и с неохотой,Царевич встал; и вот уж он одет.Обняв Крессиду раз, наверно, в сотый,Пустился было прочь — да мочи нет."Прощай, — вскричал он, — жизнь моя, мой свет!Даст Бог, с тобою свидимся мы вскоре".И удалился в превеликом горе.Вдова никак на то не отвечала,Поскольку чуть не плакала сама.Троилу же отнюдь не полегчалоДорогою; напротив, он весьмаИзмучен был, и все-то из умаНе шла Крессида: прерванным усладамВсе жаждал он предаться с нею рядом.Неслышно воротившись во дворец,Прокрался царский сын в свои покои,Чтоб долгим сном забыться наконец,И лег уже в постель; но что такое?Сна нет как нет! где забытье благое?Любовным жаром снова он объятИ мнит ее желанней во сто крат.Бессонной памятью перебирал онВсе ласки милой; пуще распалясь,Во всяком взоре и словечке маломДотоле неизведанную сластьОн находил; томительная страстьВладела им как прежде, и на ложеМетался он, унять не в силах дрожи.Крессида также променяла сонНа сладостные мысли о Троиле:Сколь он пригож, и статен, и умен,О доблести его и юной силе;И за услады, что они вкусили,Благодарила щедрую Любовь,Мечтая с милым их изведать вновь.Пандар, взошедши к ней, весьма учтивоСпросил: "Как почивала ты, дитя?Ужасный ливень лил без перерыва,Всю ночь по нашей крыше колотя.Увы, я опасаюсь не шутя:Кой-кто не выспался и поневолеТеперь от головной страдает боли".И прошептал, поближе подошед:"Прекрасный день! Надеюсь, ты здорова?"— "Уж вашей-то заслуги в этом нет! —Ему Крессида молвила сурово, —Ах, старый лис! Поспорить я готова:Без ваших плутней тут не обошлось.Да-да! Теперь я вижу вас насквозь".И с головой накрывшись, запылалаБедняжка от стыда. На эту речьПандар, откинуть силясь покрывало,Воскликнул: "На, взгляни же, вот мой меч,Рази, чтоб голова слетела с плеч!"И руку к ней просунул он под шею —И вдруг поцеловал, склонясь над нею.Что далее? Скажу без лишних слов:С ним поступила добрая вдовицаПо-христиански, и в конце концовОн был прощен; тут нечему дивиться.Она, устав болтать с ним и резвиться,Ушла, оставив дядю одного.Итак, Пандар добился своего.Меж тем Троил, объятый прежним жаром,Лежал в покоях царского дворцаИ, нетерпенья полон, за ПандаромУж отрядил он тайного гонца.Пандар же, другу верный до конца,На зов явился, не спросив о цели,И с важным видом сел на край постели.Но с ложа тот вскочил, нетерпелив,Пал на колени перед другом милымИ не хотел подняться, не изливЛюбви к нему со всем сердечным пыломИ всем искусством, что ему по силам,Благословив не меньше сотни разТого, кто жизнь ему и душу спас."О, есть ли друг на свете благородней,Чем тот, кто перенес (так молвил он)Мой дух на небеса из преисподней,Где огненный струится Флегетон!Пребудь я даже до конца временТвоим рабом — все ж это капля в мореВ сравненье с тем, как мне помог ты в горе.Ведь даже Солнца вездесущий взорНе сыщет и у дальнего пределаЕй равных: той, кого с недавних порЯ госпожой души моей и телаЗову, кому принадлежу всецело!И этой переменою в судьбеОбязан я Амуру — и тебе.Велик мой долг перед тобой... да что там,Я вечный твой должник! скажу одно:Я жив благодаря твоим заботам,Когда б не ты, конец бы мне давно!И впрямь, забыть такое мудрено".И, встав с колен, на ложе лег он снова.Настал черед Пандару молвить слово."Любезный друг, — ответил он, — я рад,Что оказать сумел тебе услугу:Твое мне счастье слаще всех наград.Но должен я сказать тебе как другу —Не для упрека и не с перепугу —Будь осторожен! Все, чего достиг,Утратить можешь ты в единый миг.Нет участи, поверь, на свете хуже,Как, счастья наивысшего вкусив,Его затем порушить самому жеИ вспоминать о нем, покуда жив.Не торопись! Коль нынче ты счастлив,На радостях не действуй безрассудно —Не то, смотри, потом придется трудно!Тебе ведь разума не занимать, —Так вытверди, как дважды два четыре,Что удержать не проще, чем поймать.Увы, непрочно счастье в этом мире:На тонкой нитке, волоска не шире,Висит оно, и часто рвется нить...Сумел им завладеть — умей хранить!"Троил в ответ: "Утешься, друг мой верный:У страсти я узду подкорочу,Остерегусь поспешности чрезмернойИ счастья своего не расточу.Ужель задача мне не по плечу?Коль ты мне друг (храни тебя Всевышний!),Поверь, что наставленья тут излишни".И другу принц поведал обо всем,Что было ночью: как достиг он цели,Осилив робость... "Но, клянусь мечом, —Прибавил он, — ни разу я доселеТак не пылал, как нынче; в самом деле,Чем яростней меня терзает страсть,Тем большую в том нахожу я сласть!Не знаю, что со мной: для беспокойстваПричины нет, но скрытый этот жарДуше моей придал иное свойство —Как будто бы обрел я новый дар".— "Ну что ж! кто был в раю, — сказал Пандар, —Иным уж должен быть исполнен духом,Чем тот, кто о блаженстве знал по слухам".Но целиком я здесь не привожуИх разговор, продлившийся до ночи:Свою избранницу и госпожуЦаревич восхвалял что было мочиИ друга вновь благодарил; короче,Все то же он твердил за разом раз,Покуда не развел их поздний час.Но вскоре вновь благоприятный случайСудьба им шлет: Пандаром извещенЦаревич, истомленный страстью жгучей,Что свидеться с Крессидой может онВсе там же. Сим известьем восхищен,Хвалу богам он воздает прилежно,Отраду предвкушая безмятежно.Пандар, что б их никто не подстерег,Как прежде, сладил все весьма умело:Вдова, удобный подыскав предлог,Прийти под вечер к дядюшке сумела;Принц был уж там; едва дошло до дела,Пандар в постель отвел их, и ониОстались без опаски там одни.Живописать подробно эту встречуНам незачем; все шло у них на лад:Ни страхов, ни тревог, притом замечу —С той, первой ночи возросли стократВосторги их, и радость без преградПознали оба: за всю жизнь едва лиОни в таком блаженстве пребывали.Но что слова! И разве хватит слов,Чтоб высказать всю сладость их слиянья,Когда один был упредить готовДругого сокровенные желанья?И что в сравненье с этим толкованья,Философов о счастье? Зряшный труд!И разум, и перо бессильны тут.Но скрылась ночь, и день пришел, незваный,Чтоб разлучить их: вечная напасть!И побелев, как после тяжкой раны,Приход его пустились оба клясть:Ему желали сгинуть и пропасть,Завистником бранили, подлым вором,И не было конца их злым укорам.244 "Сдается мне, — царевич рек в сердцах, —Что солнечная нынче колесницаКороткий путь сыскала в небесах!Нарочно, чтоб над нами поглумиться,Четверку гнал безжалостный возница.Знай, ни единой жертвы от меняОн не получит с нынешнего дня!"245 От сих речей, однако, не поблекВзошедший день. К разлуке изготовясь,Влюбленные простились в должный срок,О новой встрече наперед условясь.Еще не раз (так говорит нам повесть)Крессиду вновь обнимет Приамид,Пока Фортуна к ним благоволит.246 То были дни блаженства и отрадыДля принца, и, на траты не скупясь,Он задавал пиры, менял наряды,В турнирах бился, веселился всласть.Молва о нем далеко разнеслась,И лучшие средь знатной молодежи,Чтоб с ним сдружиться, лезли вон из кожи.За щедрость и радушье — до небесЕго превозносили, но при этомНе знал никто причины сих чудес:Любовь таил он, следуя обетам,Себя же почитал, по всем приметам,Судьбы великим баловнем, и самТому дивился, счет утратив дням.Из всех пригожих дам, что есть на свете,Распутать ни одна бы не смоглаНи узелка на той незримой сети,Какой Троилу сердце оплелаЕго Крессида! Столь прочна была,Как видно, нить и столь тонка работа,Что навсегда попался он в тенета.Порой Пандара уводил он в садИ там ему весьма красноречивоРасписывал по многу раз подрядКрессиды совершенства, точно дивоПредивное; то вдруг без перерываПускался петь, в чем также был мастак,И пел он о любви, примерно так:Песня Троила.Царящая на море и на суше,Владеющая небом и землей,Связующая дружеские душиИ целые народы меж собой, —Любовь! Закон единовластный твойСвящен для всех влюбленных, чьи союзыБлагословляешь ты, как наши узы.Сколь дивно то, что времена в годуЧредой размеренной идут по кругу,И то, в каком согласье и ладуЖивут стихии, чуждые друг другу;Как Феб выходит озарить округуС утра, а по ночам встает Луна, —И движешь ими ты, Любовь, одна!И то, что океан рассвирепелый,На сушу двинув алчных волн ряды,Вновь отступает в прежние пределы —И в том Любви всечасные труды:Ведь стоит ей лишь выпустить бразды —Все связи вмиг расторгнутся, и вскореНаш мир погибнет в распрях и раздоре.По воле всемогущего ТворцаТы нами правишь, о Любовь благая,Без спросу и разбору на сердцаНезримые оковы налагая,К своим стопам строптивцев повергая,Чтоб души их, познавши благодать,Навыкли бы несчастным сострадать".Так пел царевич. Впрочем, и с врагамиСражался он изрядно той поройИ после Гектора во всем ПергамеОн первый, несомненно, был герой.Любовь ( так уверяет автор мой),Придав счастливцу воинского пыла,И дух его, и тело укрепила.В дни замирений он в лесах близ ТроиТравил медведя, льва иль кабана —Помельче дичь он оставлял в покое;Когда ж обратно ехал, из окна,Как юный сокол, трепета полна,Глядела госпожа его Крессида,Приветствуя улыбкой Приамида.О благотворных качествах любвиОн рассуждал и с толком, и помногу,Всегда был рад — лишь только позови —Прийти ко всем страдальцам на подмогуИ восклицал, довольный: "Слава Богу!",Едва прознав, что некто преуспелНа славном поприще любовных дел.В те времена пропащим горемыкойСчитал он всякого, кто не влюблен.Столь мастерски, с горячностью великойЖивописал перед друзьями онЛюбви природу, свойства и законИ о служенье толковал высоком, —Что стал для многих чуть ли не пророком.При этом, несмотря на царский род,В нем спеси не водилось и в помине:И знать его любила, и народ;Никто сыскать не смог бы в царском сынеНи алчности, ни злобы, ни гордыни,Ни прочей скверны, — и за то хвалаЛюбви, что отвращает нас от зла!О госпожа моя! о дщерь Дионы!И ты, мой сребролукий господин,И девять дев, что населяют склоныПарнасские! Ваш верный челядин,Теперь остаться должен я один,Покинут вами посреди дороги;Но век я буду славить вас, о боги!Кто, как не вы, поведать мне помогО переменчивой судьбе Троила:И сколько прежде вынес он тревог,И как любовь его преобразила,И прочее, что в летописи было.Теперь он счастлив; то же и она.И третья книга мной завершена.
Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги