Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (+ Бонус. Новый год у Тумановых)

Сжимаю цепочку в кулаке, протягиваю руку к тумбочке и аккуратно отпускаю украшение, которое с тоскливым звяканьем падает на дерево. Не для меня оно было, а для матери его родных детей.

И они у него обязательно будут, только не со мной.

- Я не играл, - Адам опускает взгляд на часы.

- Тогда ты должен понимать, что я права, - говорю безэмоционально. - Прошу тебя, давай поставим на паузу, остановим это… На время, - заикаюсь нервно, - пока ты не примешь окончательное решение.

Туманов ломается и зависает, как старый компьютер. Не спорит.

Я же берусь за ручку двери. Нажимаю уверенно. Мы все выяснили, теперь Адаму предстоит сделать выбор. И он точно будет не в пользу чертят. Как и большинство мужчин, этот не сможет полюбить чужих детей. Сам осознаёт, поэтому не дает конкретного ответа сейчас.

- Стой, я подвезу, - спохватившись, он лихорадочно ищет ключи от машины.

- Я за рулем, - распахиваю входную дверь, возле которой мы с ним совсем недавно… Но больше это не повторится! Я не умею «для здоровья». Больнее стало. – И я достаточно взрослая девочка, чтобы добраться домой самостоятельно. Привыкла, - пользуюсь замешательством Адама и ухожу.

Мне остро необходимо провести некоторое время в одиночестве, чтобы подумать. И сделать перезагрузку перед встречей с детьми. Вернуться в образ приличной мамочки. У них ведь нет других родителей, кроме меня. Я опять обязана быть сильной. Чтобы заменить им двоих…

Глава 31

Агата

Около восьми лет назад

- Останься со мной, - прошу тихонько, неуверенно. И, глотая слезы, поглаживаю руку Макара, которой он опирается о больничную койку. – Хоть на пару часов, - едва не умоляю.

Сердце в клочья. Тело ломит при малейшем движении. Живот болит все сильнее по мере того, как я отхожу от наркоза. Пытаюсь повернуться на матрасе, чтобы поймать взгляд мужчины, но он упорно глаза отводит. Смотрит в окно. Убирает руку, когда я веду ладонью вверх по предплечью. Словно ему противно.

Внутренности скручиваются в узел. Сжимаются до предела. И, достигнув его, будто лопаются во мне. Взрываются.

- Ай, - касаюсь живота, через который простреливает резкий импульс.

Пальцами наткнувшись на повязку, опускаю глаза. Коричневатая, пропитанная лекарствами и моей кровью, полоска выглядит уродливо. Но еще ужаснее то, что под ней.

Не разрез и свежий шов. А то, что я навсегда потеряла.

Под повязкой – утраченные надежды, разбитая мечта, которой никогда не суждено сбыться.

Я и не подозревала, как сильно, до безумия любила и ждала неродившегося малыша, пока… не потеряла его. Несмотря на уничтожающую агонию, в которой я мучилась на протяжении всего пути в больницу. И которая усилилась здесь: в приемном покое, в кабинете у врача, в операционной, куда меня экстренно отвезли. Несмотря на то, что я была на волосок от смерти, я жалела лишь об одном.

- Нашего ребенка не удалось спасти, - выдыхаю тяжело, будто напоминаю сама себе. Пытаюсь принять. Но не верю. Не могу!