Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

Скорее всего, Адам исчезнет, когда я скажу ему, что он может больше не гоняться за «готовым» сыном, а способен «сделать» его сам с любой здоровой женщиной.

«Здоровой. Но не со мной», — ехидно цедит внутренний голос. Минус на минус только в математике дает плюс. В жизни все с точностью до наоборот.

Со щемящей тоской в груди покидаю кабинет и в коридоре звоню Адаму. Как только гудки прекращаются, открываю рот, чтобы договориться о встрече, но меня опережают.

— Абонент недоступен. Навсегда. Приезжайте на опознание, — и щелчок разъединения.

Шокировано смотрю на потухший дисплей, набираю еще раз, однако телефон Адама теперь отключен. Что происходит? Если это шутка, то абсолютно дурацкая!

Нахожу в медкарте адрес — и еду по нему, чтобы выяснить, что стряслось с Тумановым. Почему он поставил крест на себе и отписал мне свое имущество, будто прощальный подарок?

В то время как… я не готова прощаться.

Глава 26

Адам

«Бабло я в могилу с собой не унесу, а передать некому», — на повторе крутятся в голове слова Тимура, брошенные им в автосервисе. Сухие, обреченные, но справедливые.

Листаю документы, не вникая в текст. Своим юристам я полностью доверяю, а они заранее перешерстили все бумаги от и до. И клинику проверили перед покупкой. Осталось дело за малым — поставить подписи и принять новый бизнес.

— Бесполезное приобретение, — выдыхаю себе под нос, вспоминая события последних недель.

Сколько еще ошибок я мог бы совершить, не будь рядом Агаты? Я был одержим поиском наследника и плевать хотел на других. Но чертовка постоянно выступала как сдерживающий рычаг. А озорные тройняшки не позволяли мне погрузиться в омут отчаяния. Моментами я даже забывал, зачем я здесь, в России. Просто жил, наслаждаясь каждым мгновением с ними.

Не заметил, как привык к нормальной семье. Большой, дружной, немного безумной. Почувствовал себя ее частью…

— Адам Альбертович, вызывали? — ледяная фраза летит мне в лоб, пулей вонзается в мозг и разрывает его изнутри.

Хмыкаю и поднимаю глаза на дверной проем, где грозовой тучей возвышается старшая Береснева. Смотрит на меня с прищуром, сложив руки в карманы медицинского халата. Буравит пристальным, уничтожающим взглядом. Ни слова плохого не произносит, но в этом и нет необходимости. Я каждой клеточкой чувствую ее истинное отношение ко мне.

Как же они похожи с Агатой! И одинаково меня терпеть не могут. Но мне все равно. Решение принято.

«Им нужнее», — вновь голос друга ковыряет воспаленное сознание. Зудит там, вскрывает нарывы, ищет в потоках грязи что-то хорошее, правильное.

— Да, Алевтина Павловна. Присаживайтесь, — киваю на стул напротив.

Наблюдаю, как она чинно подходит к столу, опускается на выделенное ей место важно. Сцепив руки в замок, укладывает их на лакированное дерево и изучает меня, пытаясь предугадать, что я задумал.

Зря старается. Ведь даже для меня стало потрясением собственное решение.

— Я переписываю клинику на Агату Сергеевну, — озвучиваю идею, что пришла мне в голову буквально сегодня и прочно засела там.

Первый и последний поцелуй с чертовкой, несколько пустых дней вдали от нее и детей, вихрь мыслей и переживаний — оставили на мне свой отпечаток. И помогли понять нечто важное.

Даже если Агата никогда не будет со мной, а тест ДНК на тройняшек придет отрицательный, я… все равно хочу заботиться о них. Пусть так, на расстоянии. Помогать деньгами, потому что на большее не способен. Раньше меня устраивало, что другое от меня и не нужно никому было. А сейчас… поздно что-то менять. Невозможно. Я такой как есть. И сдох бы в одиночестве где-то за границей со своими часами и миллионами. Если бы не появились они…

— Но, Адам Альбертович, все бумаги были готовы на ваше имя, а теперь… — мямлит что-то под боком Руслан Гафаров, начальник юридической фирмы, с которой я сотрудничаю в России. И которой доверяю.

Он приехал со мной в клинику, чтобы проконтролировать подписание бумаг. Так я сказал ему, хотя заранее планировал «диверсию».

— Переделаете, — рявкаю строго и поднимаюсь с места. — А поможет вам в этом Алевтина Павловна. Представит необходимые документы, — приказываю.

Чувствую, как накаляется атмосфера вокруг от негодования Бересневой. Другая бы радовалась, что ее семье большой куш привалил, но только не она. Иная порода женщин. И дочь такой же воспитала. Гордой, независимой, сильной.

Уверен, Агата тоже будет в ярости, когда узнает, что я сделал ее владелицей всего. Но я не отступлю.

— На это нужно время, — слабо сопротивляется Гафаров и растерянно на старшую Бересневу смотрит, будто поддержку ищет. Но та и сама в шоке.

— Исполняйте, — рычу на юриста, и он тут же кивают послушно. Знает, что по оплате услуг не обижу. — И вы тоже, — небрежно бросаю старшей Бересневой, как только она открывает рот, чтобы возмутиться. — Клиника теперь принадлежит Агате и детям, — проговариваю тише, наклонившись к ней и облокотившись о стол. — И это не обсуждается.