Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

— Лор, может, ответишь? — многозначительно на телефон киваю.

— Нет, — поднимается с места, но звонок не сбрасывает. — Ладно, перерыв закончился. Я в лабораторию, — разворачивается на каблуках.

Как только за ней захлопывается дверь, то я слышу из коридора слабое, едва различимое: «Алё».

Хмыкнув и снисходительно покачав головой, разгребаю документы на столе. Все мысли опять концентрируются на Адаме.

— Засранец, — резко ругаюсь себе под нос. — Шпион недоделанный, — достаю его медкарту из-под папок. — Если еще и лгал о диагнозе…

Ногтями впиваюсь в страницы, оставляя следы на бумаге. Вчитываюсь в неразборчивый почерк врача, дешифрую анамнез. И с каждым прочитанным словом остываю. Добираюсь до причины бесплодия Адама. До болезни, которая вынудила его провериться.

— Эпидемический паротит, — читаю про себя, едва двигая губами. — Как же глупо и банально, — укоряю судьбу, которая так с ним поступила.

Я ожидала обнаружить у прожженного бабника что угодно, вплоть до венерических заболеваний.

Но оказалось все довольно прозаично. Аллергия, медотвод от прививок, как, собственно, и у чертят было. И в итоге… Адаму не повезло подхватить паротит. Даже обвинить его не в чем. Так жизнь распорядилась.

Я слишком плохо думала о Туманове, приписывала ему все смертные грехи.

А он ведь даже не солгал…

Листаю до анализов. Мне сложно судить, насколько плохие показатели. И достаточно ли их для новой попытки ЭКО? Надо бы у мамы аккуратно спросить. Возможно, у Адама есть шанс, как у меня шесть лет назад. А он носится за несуществующим наследником, теряя время.

— Диагноз: бесплодие, — проговариваю вслух приговор.

И закрываю глаза, чувствуя себя последней стервой. Все это время Туманов действительно пребывал в отчаянии и безысходности. Его поведение, его спешка, его грубые слова и швыряние деньгами — лишь проявление страха. Страха перед одиночеством. Ведь это мне тоже знакомо.

Но я не распознала, не поняла его. Мешала вместо того, чтобы помочь.

Какая же я гадкая! Мне нечего делать в медицине. Я ставлю личное превыше всего и тону в собственных проблемах и комплексах, не замечая ничего вокруг.

— Агата? — без стука распахивает дверь мама, и я лихорадочно убираю медкарту.

В пару шагов она пересекает небольшой кабинет и нависает над моим рабочим местом. Удивление на ее лице смешивается с недовольством, но я не могу найти причин этим противоречивым эмоциям. Мама опускает передо мной какую-то папку.

— Я о чем-то не знаю? — упирается руками в край стола, пока я недоуменно листаю бумаги. — Почему ты не предупредила, что Туманов на тебя клинику переписать собирался?

Рука зависает над документами, а рот распахивается в немом вопросе. Шокировано смотрю на маму, не моргая. Глаза слезятся, будто в них песка насыпали. Невозможно. Что за новости?

— Впервые слышу, — сиплю сдавленно.

— Вот, — протянув руку, она быстро находит нужную страницу. — Ты теперь владелица всего, — озвучивает то, что я параллельно читаю в документах.

И абсолютно ничего не понимаю.

— Клиника все это время находилась в стадии переоформления, новый генеральный как раз должен был официально вступить в должность, но в последний момент Туманов поставил твое имя. Ничего не объяснил, лишь поручил тебе передать и необходимые документы приложить. Бросил в приказном тоне, как он умеет, и уехал.

Мама выпрямляется и, сложив руки на груди, сканирует меня внимательным взглядом. Почувствовав, что я не лгу, задумчиво хмыкает.

— Почему он вдруг принял такое решение? — размышляет вслух. — Это же не мелочи. Клинику подарить!

Украдкой кошусь на медкарту Адама. Цепляюсь взглядом за его приговор, вспоминаю, как он обмолвился о первом отрицательном тесте ДНК. Что если и остальные пришли? Наверняка тоже с ответом «нет». Туманов устал от поисков и опустил руки, поэтому не звонил мне по поводу последней мамочки, не торопил, как раньше.

— Он решил покинуть Россию, — выношу единственно верное предположение. — Бросить здесь все и улететь.

— Почему? — недоумевает мать.

Я подскакиваю с места, подхватив документы Туманова.

— Мам, не спрашивай, откуда это у меня. Тебе не понравится ответ, — вспыхиваю, но все же вкладываю в ее руки бумаги. — Можешь изучить результаты и сказать, есть ли у него хоть малейший шанс когда-нибудь стать отцом? Это важно, мам, очень, — добавляю тише.

— У кого? Чья это карта? — изучает корешок, мажет взглядом по фамилии и глаза округляет. — Хм… — пробегает глазами результаты. Листает. Думает о чем-то, пока я стою с замершим сердцем и жду вердикта. — Так и знала, что это он, — шепчет едва различимо, но я улавливаю фразу.

— Что? — свожу брови к переносице.

— Насколько я могу судить, шансы есть, но теперь только ЭКО. Конечно, нужны дополнительные анализы, чтобы сказать точно, и консультация наших врачей. Скажу так… подобных клиентов берут у нас на процедуру. Попытаться можно. Вот только зачем, если… — запнувшись, возвращает мне карту. — Агата, послушай…

— Позже поговорим, мам, — чмокаю ее в щеку, будто она только что не Туманову, а мне лично надежду дала. Хотя меня это никоим образом не касается.