Тройное Дно

Пропитанные водкой и консервантами, мужики побежали. Пуляев решил не усердствовать вначале. Впрочем, как почти и все. Только рыжий рванул, вышел вперед, засучил ножками. Охотовед отобрал самых непропащих мужиков. Тех, что имели шанс выпутаться. Пуляев знал здесь почти всех. Инженер, сварщик, наладчик оборудования, снабженец, офицер. Когда-то они были маленькими, им дарили подарки на дни рождения, ставили в домах, которых теперь нет, елки к Новому году. Теперь они в неуклюжей списанной форме и плохо подобранных кедах бежали по кругу забытого Богом стадиона за деньги. Круг здесь оказался в четыреста метров, как определил Пуляев после первого же. Значит, оставалось еще двадцать четыре. Он и время прикинул, доводилось раньше бегать. И понял, что темпа этого, кроссово-спокойного, ему не выдержать. Но чтобы продолжить путешествие по этому невозможному полигону, он должен был добежать. И оказаться при этом не последним.

Через семь кругов остановился снабженец. Встал, тяжело задышал, замахал руками, медленно пошел с дорожки.

— Я забыл сказать, — объявил в откуда-то взявшийся мегафон Охотовед, — что доля сошедших с дистанции делится на всех. Всем поровну, независимо от занятого места.

Снабженец дернулся, засуетился, поднял голову. Он отставал уже на круг, но все же вернулся и опять побежал.

Пуляев вошел в дыхание на пятнадцатом кругу, оглянулся и увидел, что бегут они уже впятером. Пот, едкий и спасительный, заливал глаза. Он бежал третьим. Впереди теперь инженер, за ним рыжий бомж. Немного ускорившись и поравнявшись с ним, Пуляев понял, что никто из них не получит большого приза. Легко и размеренно бежал рыжий, дыхание его, поставленное и глубокое, не вызывало сомнений в том, что это просто-напросто подставка. Охотовед красиво провел их. Оставалась надежда на второй приз. Он оглянулся. Наладчик отставал метров на тридцать. Между ними топотал офицер. Лицо его, совершенно багровое, сочащееся уже не потом, а какой-то сокровенной жижицей, было перекошено. Старший лейтенант, артиллерист, после училища попал на настоящую войну, видел всякое, семью потерял, натворил что-то, из армии вылетел, спился. В «Соломинке» его просвечивали дольше всех, все не верили в такую судьбу. Он был плотным, кривоногим, невысоким. Таким представлял Пуляев себе капитана Тушина. За пять кругов до финиша рыжий вышел вперед, не отрываясь особенно. Он мог бы легко дожать дистанцию, но нужно было соблюдать правила игры. Вторым бежал Пуляев, бежал уже на автопилоте, дыша часто и редко. Вот уже и розовые круги перед глазами показались. Они то утончались, то становились широкими и толстыми, словно бублики. Третьим шел Офицер, но Пуляев не видел этого, так как не мог оглянуться. Вернее, не хотел рисковать. Деньги эти были ему и не нужны вовсе. Ему нужен был ход на Дно. И между этой дверкой и ним оказывался фальшивый бомж, бегун, беглец рыжий и ненавистный. И тут Пуляев услышал тяжелое дыхание Офицера слева. Тот втерся между ним и бровкой, протолкнулся, отвел Пуляева плечом и рванулся вперед. Бедняга. Он, видимо, ошибся в счете. Бежать-то оставалось два с половиной круга. И когда остался всего один, Офицер сошел. Он стоял на карачках и плакал. Воздух с хрипом проникал в его легкие, с посвистом уходил. Офицер плакал. Рыжий начал ускорение слишком поздно. Видимо, заигрался или надеялся на скорость свою. И тогда Пуляев вдруг ощутил надежду. Если бы рыжий вот сейчас побежал в полную силу, ничего бы не произошло. Но он продолжал подыгрывать, держал «шишку». И за сто пятьдесят метров до финиша Пуляев начал свой спурт. Это получилось так неожиданно, что рыжий разрешил ему убежать метров на двадцать и все ждал, когда же Пуляев сломается. У Пуляева не было сил. Но в нем ожила ненависть. Рыжий ускорился по-настоящему, когда до конца оставалось метров сорок, и с недоумением обнаружил, что расстояние между ним и Пуляевым не сокращается. Так они и закончили. Недоуменный бегун на средние дистанции и Пуляев, не видевший уже ничего, кроме красной точки — маяка, на который он бежал, и тот все приближался, пока не раскололся на миллион горячих брызг. Он выиграл.

* * *

Горячий душ сделал свое дело. Пуляев словно заново родился. Когда лег на чистые простыни на спину — почувствовал позабытую мышечную радость. Он знал, что немного погодя, через час примерно, почувствует голод. Такой, какого давно не чувствовал. Он купил полуторалитровый баллон лимонада и уже выпил почти весь. Следующей покупкой стал радиоприемник «Сони», чуть больше спичечного коробка, с наушниками. Всего сорок восемь тысяч. Теперь он слушал музыку, отходил от неожиданного забега на выживание, ждал возвращения Охотоведа. Колюна и Ивана больше в гостинице не было. Они нарушили закон. Теперь Иван проявляет воровской артистизм где-то в городе.

Пуляев собрался было выйти за кефиром, тушенкой и чаем, но наконец вернулся Охотовед. И не один. Офицер, сегодняшний неудачливый бегун, был с ним.

— Чемпионам физкультпривет! — объявил Охотовед.

— Шутите, господин администратор.

— А вот этого не нужно. Не господин, а товарищ.