Троица

Когда резня унялась, Солсбери подошел к самому краю воды и взглянул из-под руки. Уже низкое солнце желто светило на неприятельский холм. Интересно, стоят ли там еще на гребне пушки? А впрочем, что до них. Главное, от поборников там не осталось и следа. Все разбежались.

Отчего-то затекла шея, хотя за весь бой Солсбери не нанес ни единого удара. У него полегла примерно тысяча человек – потеря недопустимая, даже несмотря на победоносность стычки. Вражеских трупов вокруг было навалено втрое больше, и на земле, и в ручье. Люди уже вовсю собирали знаки серебристых Лебедей, пересмеиваясь над своей добычей и созывая своих товарищей приобщиться к этому занятию.

Созванных капитанов Солсбери встретил с суровым лицом. На их раздутые карманы он предпочитал не смотреть.

– До темноты переправить возы через этот чертов ручей, – распорядился он. – Лагерь поборников мы обыщем, но задерживаться нельзя.

Он знал, что от него ждут хоть какой-то похвалы, но что за похвальба может быть, когда утрачена треть армии, столь отчаянно необходимой ему и Йорку. Тут уж не до радости.

– Милорд, у нас будет время присмотреть за ранеными? – спросил один из капитанов.

Солсбери сверкнул на него глазами, сердясь за решение, которое вынужден был принять.

– Из Перси и Сомерсетов я здесь не видел никого. Где-то в полях у них рыщет еще одна армия, а мне надо дойти до Ладлоу. Те, кто может идти, пусть идут сзади своим ходом. Тем, кто ночи не продержится, оставить по хорошему ножу. Мы здесь потратили полдня, господа. Больше времени терять нельзя, для нас это непозволительная роскошь. Всем быть готовыми к выходу.

Капитаны кивнули уже без улыбок и снова возвратились к своим служебным обязанностям. Один за другим они расходились по своим подчиненным, оглядывая мрачную картину побоища и реку, что будет течь кровью еще не один день.

Маргарет поднялась на ноги в укромной ложбине, где просидела сегодня столько времени. Минули долгие часы с той поры, как она пристроилась здесь, на неприметном холме к востоку от вересковой пустоши, откуда хорошо было видно войско Одли, а затем и армию Солсбери, когда та вышла на местность. От пережитого ужаса королева была бела как мел. Сцены немыслимой жестокости и насилия, которые ей довелось видеть, вспыхивали в уме воспаленными призрачными сполохами. От них хотелось отмахнуться, как от гнуса. Утром в воображении она рисовала себе стройные, стоящие друг перед другом шеренги, но никак не тот хаос и шквал безумия, что, казалось, выл одним огромным круглым голосом. Сотни людей рушились и тонули в реке, гибли под ударами скалящихся, беспощадно разящих врагов. Она безмолвно покачала головой, тщетно пытаясь высвободить ум из вязкого плена этих воспоминаний. Те люди давали ей клятву верности, нося на груди самое для себя дорогое – ее знак Лебедя. Они явились сюда, блаженно веруя, с сердцами, переполненными духом истовости, и были готовы сражаться за короля и королеву со сворой гнусных изменников. Тягостно отводя взор, она не могла не замечать на реке темные разводы вымываемой из тел крови, этот сок отданных жизней. Маргарет содрогнулась, чувствуя себя маленькой и беззащитной перед густеющей завесой сумерек. Неизвестно было, как поступит после битвы Солсбери: задержится похоронить тела или же продолжит путь к Ладлоу. По склонам этих холмов сейчас наверняка разъезжают десятки его всадников – догадка, пронзившая Маргарет страхом столь острым, что занялось дыхание. А вдруг кто-нибудь заметит и погонится?

В горле пересохло, а руки от этой мысли безудержно задрожали. У подножия холма ее дожидались двое мечников. Наверх за собой она их не пустила – если кто-нибудь заметит, несдобровать всем троим. Утром эти двое казались ей сильными, грозными воинами, но теперь, спустившись, Маргарет вдруг поняла, что они, в сущности, ничем не отличаются от тех, кто пал под секирами врага.

В седло королева села без единого слова – боялась, что голос выдаст. Где-то сзади, на большом отдалении, протрубил рог, но она все равно вздрогнула, а косые сумеречные тени наполнили сердце испугом, что вот сейчас, сию минуту, кто-то может сюда нагрянуть. Оставляя пустошь за спиной, королева на протяжении мили то и дело настороженно оглядывалась.

Минуя на пути какую-то деревню, Маргарет заприметила бодрый розоватый огонек кузни, где, несмотря на поздний час, все еще трудился коваль. Ум по-прежнему бередила угроза погони и то, как злобно возрадуется Солсбери, если ему удастся захватить в плен саму королеву. Но вместо того чтобы пришпорить лошадь, Маргарет, заслышав звонкое постукивание молотка, вдруг резко натянула поводья.

– А ну-ка выведите мне кузнеца, – велела она своим стражам (голос, слава богу, не подвел).

Вышедший навстречу коваль степенно отирал руки о засаленную тряпку. Окинув взглядом красавицу в изящном плаще, что пытливо оглядывала его с высоты седла, он на всякий случай согнулся в поклоне.