Троица. Будь больше самого себя

Задумайтесь над этой шутливой фразой Людвига Витгенштейна: «Сейчас на Солнце полдень». В ней и совершенно неожиданная игра со словом, и абсолютно оригинальный вход в представления о Солнечной системе – мы обычно смотрим на неё с Земли, на которой и находимся, а он думает о ней с позиции Солнца.

• Наконец, в-третьих, строгость, в которой «конструкторы» (все как один!) видят невероятную «Красоту».

Блистательный математик Анри Пуанкаре пишет в статье о математическом творчестве, что мы способны подсознательно усматривать в своём мышлении «красивые решения».

Бертран Рассел, автор выдающейся работы «Основания математики», писал: «Математика, если правильно на неё посмотреть, несёт не только правду, но и высшую красоту».

И таких примеров бесконечное множество.

Если же отбросить всякую лирику и думать об этом нейрофизиологически, то ощущение красоты связано для нас с чувством безопасности. Грубо говоря, нам кажется красивым то, что вызывает у нас чувство безопасности, защищённости, чего-то знакомого и понятного.

«Конструкторы» исходят в своих умозаключениях не из эссенциальной сущности, а из логической строгости собственных интеллектуальных конструкций.

Строгость, чёткость, взаимосвязанность, структурность, контролируемость, взаимооднозначность и т. д., и т. п. создают у «конструкторов» ощущение, что их хрупкий, на самом-то деле, мир абсолютно фундаментален, что он имеет безусловное основание.

С другой стороны, как только что-то в их мире перестаёт «биться друг с другом», обнаруживается какая-то прореха, неопределённость, неясность, «конструкторы» могут впасть в самую настоящую панику, совершенно непонятную окружающим.

Однако же, как только стабильность системы будет восстановлена, они снова увидят «Красоту», а точнее – почувствуют себя в своеобразной безопасности.

Возвращаясь к тому же Витгенштейну, достаточно вспомнить его главное философское утверждение, поражающее своим нахальством и изяществом: по сути, говорит он, философских проблем не существует – все они порождены «игрой языка», и если навести порядок в языке, то все они исчезнут сами собой.

Таким образом, «конструктор», осуществляя процесс мышления, идёт не от «сущностей», которые бы он мог, подобно «центристу», усмотреть в реальности, чтобы выстроить из них (на них) свою модель этой реальности, имея единое её основание, а как бы снаружи вовнутрь.

«Конструктор» пытается найти знаки (слова, понятия, символы) и организовать их в некие закономерности (законы, правила, аксиомы, порядок), чтобы получить логический каркас.

Именно этим каркасом закономерностей, словно связанными друг с другом стержнями арматуры, он и попытается организовать для себя пространство реальности.

Однако фокус состоит в том, что реальность, с которой мы имеем дело (и «конструктор» здесь не исключение), – это реальность интеллектуальных объектов (мы не покидаем пределов своей психики и объективный мир всегда находится вне нас), находящихся в дефолт-системе нашего мозга.

Таким образом, своим понятийным каркасом «конструктор» на самом деле схватывает не реальность, а собственную дефолт-систему, и подчиняет её себе, насколько это возможно, побуждая её работать в рамках целенаправленного мышления.

Древние греки и древние римляне по-разному подходили к строительству амфитеатров: греки находили удобный склон и встраивали в него ряды кресел, а римляне – и Колизей хороший тому пример – просто возводили стену и устраивали ряды кресел, опираясь уже на неё.

• «Центристы» подобны древнегреческим строителям – им нужно ухватить нечто в реальности, и дальше они уже создают свою модель этой реальности, как бы встраиваясь в неё.

• «Конструкторы» не могут себе этого позволить, реальность не откликается для них «сущностью». И они выходят в чистое поле, чтобы возвести стену, а потом и всё остальное – сложную структуру, которая удерживает саму себя.

Такова, в сущности, вся математика – она кажется невероятно объективной, но правда в том, что она целиком и полностью оперирует объектами, которых нет в окружающем нас мире, они как бы вынуты математиками из самой математики.

Числа, множества, функции – всё это так строго, так ясно, так понятно.

Но это лишь абстракции, которые возникли на определённых этапах развития математической науки. Даже ноль, который кажется нам столь естественным, столь очевидным и столь необходимым, впервые появился в Европе лишь в XII веке.

Таким образом, строительным материалом моделей реальности для «конструкторов» становятся чистые дефиниции, словно бы какой-то безличный бинарный код.