Троллей Бусы

Алёна выключила раздражающее глаза и гадко гудевшее люминесцентное освещение. В помещении светила лишь старенькая настольная лампа. Оле не спалось. Преклонив голову на сложенные на столе руки, одним глазом она смотрела в окно. Светлые почти льняные волосы расплескались по столу. Одна прядь легла на клавиатуру компьютера, обвив, обняв собою затёртую кнопку «shift». За полупрозрачной преградой стекла пролетали гонимые ночным ветром осенние листья. Оле вспомнился институт. Ей там по-настоящему нравилось. Все эти новые важные вещи. Теперь уже не уроки, а лекции, семинары… студенты. Оля была прилежной студенткой, особенно в том, что касалось профильных предметов. «Наверное, Катька права, и я безнадёжная зануда». Во всех бесчисленных законах и подзаконных актах ей виделся способ хоть немного обуздать всю эту бесконечную неизбывную беспросветную несправедливость этого мира. Ещё со школьных лет она поняла: те предметы, что ей интересны, даются ей легко и успешно. Математики это правило не касалось никогда. Сейчас она особенно остро ощутила свои школьные годы эпохой, закончившейся резко и бесповоротно. Теперь она студентка. И хотя большинство радостей студенческой жизни пока проходили мимо Оли, кое-что всё же перепало и на её долю. В первые учебные дни первокурсникам устроили торжественное посвящение в студенты. Сначала проректор Семён Шлакер сказал несколько правильно-банальных и размыто-общих слов. К счастью, всего несколько. Затем был задорный и, порой, даже провокационный студенческий капустник. А в конце, уж совсем неформальная попойка-пирушка. Впрочем, Оля со своей новоиспечённой подружкой Таней Обуховой успели очень вовремя покинуть мероприятие, пока развесёлый сабантуйчик ещё не перерос в нечто, слегка напоминающее вакханалию. Одним словом, от мероприятия у Оли остались лишь положительные впечатления.

Ольга подивилась, до чего же быстро и крепко она сдружилась со своей однокурсницей Танькой. Таня была девушкой общительной, и в то же время чуждой любому панибратству, ставившей одной ей видимые, но совершенно непреодолимые барьеры, не пускавшие непрошенных гостей в её богатый внутренний мир. При всей улыбчивости и лёгкости в общении, Татьяна в некоторых вопросах была неожиданно серьёзной, принципиальной и совершенно непоколебимо убеждённой. Своих взглядов на жизнь она никому не навязывала. Максимум, могла осторожно высказать своё мнение, когда кто-то настойчиво просил её совета. Внутренний стержень Обуховой был, похоже, совершенно несгибаем, даром, что спрятан под чарами завораживающего всех и каждого доброго и жизнерадостного обаяния.

И всё же Ольге немножко не хватало всех этих студенческих балагурно-хмельных мероприятий. Особенно в те моменты, когда она слушала рассказы Кати, во всех подробностях живописавшей интересности очередной вечеринки второкурсников. «Катька… наверное, спит сейчас в настоящей постели. Настоящей постели…» Оля поворочалась на своём импровизированном спальном месте, пытаясь подобрать хоть сколько-нибудь удобную позу. «А, может, притащила к себе Юрку. Благо, что «занудная соседка по комнате» тут Оля слегка улыбнулась в полусне «впервые за полтора месяца не ночует дома». Квартирная хозяйка баба Люда, по слухам, имела за сутулыми согбенными плечами весьма бурное и распутное прошлое, и смотрела на ночные визиты к её постоялицам довольно лояльно. «Лишь бы не гадили и денюжку в срок уплочивали» говаривала она в беседах со своими соседками-ровесницами, которые, по старой памяти продолжали считать её «распущенной» и называли за глаза «Людкой-проституткой».