Троллейбус без номеров

А хотел ли он показывать их вообще? Ведь они ни разу не говорили о том, чего он хочет и почему – нет, все время предмеиом разговора была Саша, будущее Саши, родители Саши, ее стремления и ее паника из-за того, что она медленно перестает быть ребенком. Наверное, Влад именно из-за этого и обиделся, ведь она оказалась такой… эгоисткой. Зацикленной на себе маленькой дрянью.

– Подумать только, – шипел кто-то в голове Сашиным голосом, – тебе дали настоящего друга, человека, который понимал бы тебя полностью – и даже его ты ухитрилась потерять. Это все твоя вина, жалкая, ничтожная…

Саша трясла головой, будто слон, которого одолели мухи, но голос все звучал и звучал. Когда было совсем невмоготу оставаться один на один со своей совестью – а именно совестью и был этот странный голос, по крайней мере, Саша хотела так думать – она вставала и шла к матери. Просто стояла рядом и смотрела, как та вышивает, смотрит телевизор или читает очередной глупый женский роман: рядом с матерью было не так страшно. От скуки Саша даже начала смотреть один из ее сериалов – и внутренне посмеивалась над карикатурностью сюжета и персонажей.

Так продолжалось, наверное, до мая – а потом Сашу резко поймала Оля где-то в школьных коридорах.

– Сашок, танцуй! – подруга была странно возбуждена, в ее глазах прямо-таки плескалось буйное, пугающее счастье. – Мой папа выцарапал два билета на Эрика Ковлера! Это же легенда неоклассического рока, Мамонтова, ты понимаешь? Ты должна пойти со мной, иначе…

– Иначе что? – улыбнулась Саша, выныривая из своих тягучих, липких, как деготь, мыслей.

– Как – что? – Оля непонимающе уставилась на нее, как будто Саша только что сказала несусветную глупость вроде того, что два на два равняется пяти. – Тогда ты пропустишь отличный концерт! Ковлер, конечно, может сколько угодно орать о том, как он полюбил Россию, но факты говорят сами за себя: в последний раз он приезжал в Россию с концертом еще когда ты пешком под стол ходила. Ну так что, пойдем?

– Пошли, – согласилась Саша. – Мне только маму надо будет предупредить.

Впоследствии Саша думала о том, что все события отчего-то складывались настолько гладко, что по ним можно было бы кататься, как на катке. Но сейчас она дала свое согласие только потому, что знала – мама в жизни не отпустит ее ни на какие концерты. Она Сашу даже в секцию записать отказалась, потому что в таком случае Саше пришлось бы возвращаться домой в девять вечера.

Однако Оля, кажется, все поняла и нехорошо прищурилась.

– Ну ты даешь, конечно, Мамонтова. Как можно не хотеть идти на концерт, особенно на Ковлера? Да ты, небось, даже песен у него никаких не слышала, слушаешь только дедов своих. Сейчас, подожди, я тебе включу.

Саша подумала о том, что звонок на урок будет ровно через минуту, но Оле, кажется, было наплевать: деловито цепанув девочку за плечо острыми ноготками с фиолетовым маникюром, она оттащила ее в женский туалет и воткнула наушники в уши.

– Слушай. Это про его жену, короче, мне очень нравится. У него же жена пять лет назад умерла, он, говорят, до сих пор ни разу с другими женщинами не встречался. Только и делает, что сидит, горюет и песни пишет. Чудак-человек, – Оля всегда говорила так быстро, что Саша иногда даже не успевала за ней. – Я прям даже удивилась, что он все-таки решил приехать – и к нам, в Россию. Ладно, чего это я, слушай.

Саша покосилась на название песни – «Марта», просто и со вкусом – и приготовилась скептически закатить глаза. Ей не нравилась современная музыка, потому что в ней не было ритмов гитары и барабана, не было этой сильной, будоражащей, сжигающей изнутри энергии, и невысказанных мощных чувств – только унылые биты и монотонный текст про женщин и наркотики.

Но песня ей неожиданно понравилась. Добрый, уставший и отчего-то очень знакомый голос поведал ей удивительную историю о мальчике, потерявшем все, и его подруге, которая стала для него будто лучиком света в самый темный час. Этот самый неведомый Саше Ковлер не использовал барабанов или, не приведи Господь, биты, нет – он просто пел под гитару, нежно и пронзительно, и песня жутко резанула Саше по сердцу, ведь она опять вспомнила Влада.

Наверное, Оля права. Ей нужно развеяться, нельзя же ходить только в школу и обратно. Рисование и попытки писать тоже заброшены, – каждый день она только и делает, что приходит домой и валяется на кровати, часами вчитываясь в одну и ту же страницу любимой книги. После того, как они с Владом поссорились, Саша не жила, а существовала, подолгу валяясь без сна в своей душной, по-весеннему жаркой комнате и постоянно думая о том, как все могло повернуться, если бы она не была такой дурой. Ночные бдения изматывали ее. Она могла не спать по два, три дня, пялясь отсутствующим взглядом в учебник на уроках и с ужасом осознавая, что у нее в голове ни единой мысли.