Мысли собрались в единую картинку, и Саша подскочила на кровати. Прямо в пижаме побежала на кухню – и одновременно с разочарованием и облегчением выдохнула. Эрика на кухне не было, однако откуда-то в обычно пустовавшей вазе появились цветы. Почесав затылок – матери, вечно злой и усталой от работы в офисе, цветов не дарил никто и никогда, разве что на день рождения – Саша наклонилась к цветам, чтобы принюхаться – и с удивлением заметила привязанную к нежной хризантеме почти незаметную маленькую открытку.
Открытка пахла мужским одеколоном – терпкий, но приятный запах. Стало ясно, чьих рук это было дело. Ради интереса она развернула открытку.
Мелким убористым почерком без единой подписи был набросан телефонный номер, начинающийся с «плюс единицы». Саша посмотрела на часы – шесть тридцать утра.
– Сашка, ты чего так поздно? – потирая уставшие глаза, на кухню вошла мать, и Саша торопливо скомкала открытку и сунула в карман пижамных штанов. – В школу опоздаешь.
– Прости, мам, – Сашка, и широко, до щелчка челюстей, зевнула. – Я же спала буквально часа два, не больше. Может, сегодня не…
– Нет уж, сама собралась на этот концерт гребаный – сама и справляйся с последствиями, – мать покачала головой. – Одевайся и езжай в школу.
В другой раз Сашка непременно послушала бы мать и обязательно побежала ловить автобус, но что-то ей подсказывало – какое-то шестое чувство, благодаря которому ей удавалось никогда не ржаветь – что никто не заметит ее отсутствия. В конце концов, май-месяц, весеннее утро: как идти в школу при такой погоде?
Наскоро проглотив яичницу, Саша вылетела из дома и понеслась к остановке. Чудом успела на отъезжающий автобус, немного проехала – и благополучно вышла, свернув в маленький лесопарк. А затем она вытащила открытку из брюк и трясущимися руками набрала номер.
– Да? – ответил сонный мужской голос после минуты молчания. – Говорите. Я слушаю. Это менеджмент? Мистер Попов?
– Эрик? – тихо сказала Саша. – Это я. Я не разбудила?
– Конечно, разбудила, – ответил Эрик, и Саша испытала жуткий укол совести ровно до того момента, как Эрик рассмеялся. Смеялся он заливисто и странно, как маленький ребенок, который только-только понял, что такое смех. – Но это неважно. Ты в порядке?
– Кажется, да. Мне нужно поговорить с тобой. Срочно. Понимаешь, я запуталась, жутко запуталась, – говорить это было очень сложно, слова будто отказывались лезть из гортани и решили навечно там окопаться. – И я не знаю, к кому…
– Когда-то ты спасла мне жизнь, – Эрик говорил абсолютно серьезно. – Благодаря тебе я познакомился со всеми моими друзьями, которым удалось то, чего за эти пять лет не удалось сделать моему психотерапевту. Так что я сделаю для тебя все. Где мы встретимся?
– Сейчас, подожди, я пересчитаю мелочь, мне хватит на проезд…
– Забей. Просто скажи адрес, и я подъеду где-то через час.
Покосившись на автобусную остановку, Саша покаянно назвала адрес и уселась на остановку, достав из рюкзака дряхлую книгу про светлое советское будущее. Она нашла эту книгу в недрах собственной книжной полки – а, может, стащила из школьной библиотеки и забыла вернуть – и совершенно зачиталась. Саша не знала, сколько времени она провела, сидя в жутко неудобной школьной форме на холодной железной скамье, но, когда она подняла глаза, к остановке уже подъезжало черное с шашечками такси.
По Эрику невозможно было сказать, что он проснулся около часа назад. На тощих ногах красовались специально потертые новенькие джинсы, раздолбанные кроссовки шаркали по мокрому после ночного дождя асфальту, а футболка с одной из старинных рок-групп топорщилась на впалой груди. Волосы его были по-всамделишному растрепаны, и Саша бросилась к нему в объятия.
– Ну, ну, – Эрик потрепал ее по волосам. – Пойдем, тут есть кафе или что-то вроде того? Последний раз ел еще до того, как отыграл концерт.
– Тут только шавечная за углом, – пробормотала Саша и покраснела.
– Что такое шавечная?
– Поверь, лучше это попробовать, чем слушать чужие отзывы, – сказала Саша.
Мать, кажется, уже ушла на работу – она всегда выходила на улицу около половины восьмого – а потому они, не боясь попасться, сидели на парапете и уминали горячую шаверму, болтая ногами и наблюдая за проплывавшими облаками. Эрику традиционное блюдо русского пролетариата жутко понравилось, и он, прихлебывая ужасающий кофе без молока и сахара, довольно жмурился на весеннем солнце.
– Рассказывай, что у тебя случилось, – Эрик достал из красно-белой пачки толстую сигарету. Предложил и Саше, но она, как всегда, отказалась. – С мальчиком своим поругалась, что ли?
– С каким еще мальчиком?!
– Ну, с этим, черноволосым таким, – Эрик засмеялся. – Ваша дружба – это прям секрет Полишинеля какой-то. Альберт следил за тобой, когда ты ушла от нас: боялся, что влипнешь по незнанию в какую-то нехорошую ситуацию. И как только он этого черноволосого приметил, сразу понял, что к нам ты уже не вернешься.