Троллейбус без номеров

Было у нашего Президента, было у нашего Президента
Двое прекрасных детей.
Девочка часто плясала у речки, мальчик любил рисовать.
Двое их было, двое их было, любили они на гитаре играть.
Девочка струны душой прижимала, мальчик кудрявые песни пел,
Про любовь и про слово, что, вовремя сказанно,
Может горы свернуть.
Девочке с мальчиком все вокруг верили,
Танцуя польку на небесной тверди,
Вдвоем они были, брат и сестра, друг за друга горой,
Отца они радовали, отца они радовали своей прекрасной игрой.
Но взбунтовались шишиги, взбунтовались шишиги
И ринулись страшной ордой. И спрятал Президент своих детей,
И побрел понуро домой.
Никто не играет теперь во дворце,
Тихо там и тоскливо.
Мальчик без девочки сходит с ума,
А девочка плачет без брата.
Когда-нибудь случится волшебный час,
И дети вернутся домой.
И будут снова на гитаре играть и петь Президенту романс,
Про слова и про танцы, про дождик смурной
И про то, как им в мире жилось.
В мире другом, в мире ином, как в этом мире жилось.
Ждет Президент этого часа, сложив руки в замок.
Нельзя больше смеяться и петь нельзя,
Можно лишь чуда ждать. Нельзя больше смеяться и петь нельзя,
Нужно лишь только ждать.

– Опять ты про это, – простонал Атеист. – Рок-н-ролльщик, бард ты наш доморощенный, сколько можно? Сыграл бы лучше классику. Группу крови на рукаве, например.

– Это и есть классика, дурак, – Рок-н-ролльщик, кажется, вообще не обиделся. – Этому сказанию знаешь сколько лет? Со времен основания Государства слагают такие песни.

– Да что толку слагать? Известно же, что выдумка это все. Не было никогда никаких детей, потому что если ты родился в мире снов, в реальность ты никогда не попадешь. Это закон.

– Закон можно и обойти… В конце концов, именно этим мы и занимаемся. Революционерка, а ты что думаешь?.. Революционерка?

Саша молчала. Гитара в руках у Рок-н-ролльщика не звенела больше струнами, не издавала больше музыку. Журчала весело речка, но аккорды – кажется, именно так это называется – все играли и играли у нее в голове. Отчего-то резанула по сердцу тоска, остро запахло маем и бессонными ночами, и сердце сжалось: захотелось плакать.

То самое чувство. Чувство, не дающее ей покоя, вновь появилось в голове, и Саша опять увидела троллейбус – будто наяву. Троллейбус подмигнул ей ярко-зелеными фарами и растворился в воздухе, как не бывало.

И вроде обычная бардовская песня, и вроде старая легенда, но отчего так тяжело и больно на сердце? Отчего наворачиваются слезы? Отчего Саше так сильно сейчас хочется взлететь – но лететь не с кем и некуда?

– Не знаю. Правда, не знаю. Дядь Рок-н-ролльщик, а спойте, пожалуйста, еще что-нибудь.

Туристы все дальше и дальше плыли по реке, приближаясь к Шишижному озеру. Альберт Андреевич каждые пять минут сверялся с картой, покрикивая на нерасторопных гребцов, Атеист считал оранжевые облака, заводя с Альбертом Андреичем спор о политике. Эрик, молчал, как всегда, глупо, но так по-домашнему улыбаясь и поглядывая на гитару. Поварешка сидела на корме, поджав под себя ноги, и читала книгу – Саше казалось, что книга очень знакомая, но стоило только скосить глаза, чтобы прочитать название, то буквы расплывались или менялись местами, превращаясь в полную бессмыслицу.

А Рок-н-ролльщик все пел и пел, и слова его песен резали Саше по живому, открытому юному сердцу.

* * *

На Шишижном озере, как всегда, было тихо и спокойно. Разве что раздавалась какая-то инопланетная птичья трель – не в семи октавах, конечно, но уши не сворачивались в трубочку. Светило и пригревало оранжевое солнце, заставляя жмурить глаза от удовольствия и вытягиваться по струнке. Только бы побольше лучей схватить! Только бы побольше тепла сберечь!

– Ну, что ж, – командовал Альберт Андреевич, бодро спрыгнув на землю. – Атеист – лодку пришвартуешь. Поварешка, с тебя палатка. Рок-н-ролльщик, ты по-английски шпаришь, хватай удочку и тащи с собой Музыканта, будете наживку копать.

– А почему с Музыканта?