— Да по мне хоть горшок сверху надень, — заверил её в своей лояльности Рон. — Вишнёвица от этого хуже не станет.
— А что это? — кивнула теург на бутылку.
— Я же говорю: вишнёвица. Вишнёвая настойка. Исключительно качественный продукт. Только местные ягоды, тростниковый сахар и чистейший спирт. Спирт я у Яте беру. Он его ещё как-то дополнительно очищает. Чего ты так смотришь? Нет, перед этим не использует. А настойку моя мама делает.
— У тебя есть мама? — тяжело поразилась Каро.
— Не поверишь, есть, — кивнул Мастерс, выплёскивая из рюмки Курой херес и, не моя посуды, наливая густо-рубиновую жидкость. Себе он чашку из сушки достал. — Оборотни тоже не почкованием размножаются. Точнее, матерей у меня теоретически аж две.
— Это как? — заинтересовалась теург, целиком засовывая в рот корзиночку с яичным кремом.
Как ни странно, под новую шляпку пирожные пошли отлично.
— Да просто, — довольно равнодушно отозвался Мастерс, строгая здоровенным, похожим на акулий плавник ножом, каких у Курой никогда и не водилось, ветчину. Куски у него получались тоже здоровые — солидные, толщиной с пару пальцев. — Жила-была девочка-оборотень. Ну, наверное, все же, оборотень, потому что других кровей я в себе не обнаружил. Пошла она как-то гулять, да и встретила красавца-моряка. Ну, любовь нечаянно нагрянет и всё такое. Папаша, видимо, в срок отбыл на уплывшем корабле. А мамаша меня в приют сдала. Где я и обретался лет до семи. Потом уж меня Мари к себе забрала. Она подрабатывала у нас ночной нянечкой.
— И ты даже не знаешь, кто твои родители? — тихо спросила Каро.
— Откуда бы? — пожал плечами Мастерс. — Ни прощального письма, ни фамильной драгоценности мамаша не оставила. Да и имя своё предпочла не называть.
— А про то, что отец моряк, откуда знаешь?
— Так моя сущность леопард. Много ты у нас тут пятнистых кошек видела? — подмигнул Рон, подавившейся после такого сообщения Курой. — Наверняка с кораблём откуда-нибудь с юга приплыл. Но ты не права. Своих родителей я прекрасно знаю. Точнее, маму. И, поверь, лучше её никого нет.
Слегка ошалев от такого потока информации теург, во все глаза смотрела на оборотня. Она и не подозревала, что в его кошачьей душе водится нечто сильно смахивающее на нежность.
— И всё-таки, кто это? — мотнул головой в сторону постели Мастерс, разливающий на удивление легко пьющуюся настойку.
Между прочим, это была уже вторая бутылка. Первая — абсолютно пустая — стояла у ножки стола.
— Где? — Каро обернулась, прищурившись на стену.
Предметы почему-то начали расплываться, а их контуры двоились. Из-за темноты, наверное. Просто кухоньку освещал только уличный фонарь за окном да пламя, видимое через щель между дверцей и стенкой титана.
— Да на портрете, — пояснил Рон.
— А-то ты не знаешь! — фыркнула теург, с удовольствием потягивая чуть сладковатую вишнёвицу. И закусывая её ветчиной — прямо от ломтя и без хлеба. Просто так вкуснее казалось. — Уж если ты мой адрес выяснить за ночь успел.
— Твой адрес я на конверте увидел, в котором ты Алексу письмо прислала, — признался оборотень. — А про этого я знаю только, что зовут его Григорий, он из рода Поющего Ветра, сын министра образования и социального развития. Издаёт журнал для джентльменов и является совладельцем «Времени Элизия». Помолвлен с леди Ариадной, свадьба назначена на весну. Заядлый охотник, не чурается карт. Любит сигары сорта «Глимерия». Любимый клуб — «Загородное общество любителей гольфа». Хотя сам в гольф не играет. Впрочем, в этом клубе в него никто не играет.
Рон нежно постучал надсадно кашляющую Курой по спине, едва не свалив девушку со стула.
— Что ж ты так жадно ветчину-то кусаешь? — посочувствовал он теургу. — Не торопись, никуда она от тебя не сбежит. Так кто это?
— Ты меня спрашиваешь? — прохрипела Каро, утирая слезы. — Я понятия не имею, какие он сигары курит и какой клуб считает любимым.
— Нет, я спрашиваю, кто он для тебя, — ласково, как малому ребёнку, пояснил Мастерс.
Теург открыла было рот, чтобы подробно объяснить назойливому оборотню, значение фразы: «Это не твоё дело!». А, заодно, и посоветовать отправиться куда-нибудь подальше.
— Да никто. И даже, заметь, не «уже никто». Он для меня никогда никем и не был, — вместо этого выдала девушка, на себя саму тихо изумляясь. — Точнее, это я для него никто.
— Если я всё правильно понимаю, то ты его считала всем? — сочувственно понизив голос, спросил Рон, подливая в пустую рюмку настойки.
— Смеёшься? — подозрительно прищурилась Курой.
— Ни секунды, — ответил Мастерс. А у самого глаза такие честные-честные, соболезнующие-соболезнующие. — Действительно просто хочу узнать.
— Да тебе-то это зачем?
Каро так расстроили нахлынувшие, хоть и несколько туманные, воспоминания, что она рюмку со стола только со второго раза смогла взять. В первый промахнулась.
— А тебе не кажется, что напарники должны друг про друга всю подноготную знать? Мы же напарники?