Тролли тоже плачут (СИ)

— Да не вы вовсе, — егерь громадными, словно лопаты, ручищами разобрал поводья. — Просто щёголи городские. Посмотришь на вас, и плюнуть хочется. На что свою жизнь тратите? Ради чего стараетесь?

— Я щёголь? — до глубины души поразился эксперт, которого в чём только не подозревали. Но вот в излишнем внимании к своему внешнему виду не обвиняли ни разу. — И, кстати, плюнуть вы не только хотели, но уже это и сделали, — не из горячей любви к фактам, а из природной склонности капать ядом по поводу и без добавил тег.

— За это прощения просим, — прогудел лесничий. — Манерам не обучены, сморкаемся в пальцы…

— Про ваши два с половиной образования я наслышан, — не стал отказывать себе в очередной шпильке медик.

— Ай, незадача! — цокнул мужик. — Так вы забираетесь или скамеечку у станционного смотрителя попросить.

— Ну, это уже низко и без изящества.

— Да, невысоко, — тут же согласился смотритель. — Ладно, серьёзно, дальше болтать будем или тронемся? Дел ещё полно.

— Ёлки не считаны?

Курой легко и ловко, едва коснувшись подножки, не без красования, запрыгнул в натужно скрипнувшее экипаж.

— Пихты с лиственницами, — ухмыльнулся в бороду троллий надсмотрщик. — Не растут у нас тут сосны.

— Беда, — посочувствовал Яте. — А Алекс о вас отзывался как о воспитанном и удивительно приятном собеседнике.

— Так он ж альв! — егерь тихонечко свистнул и шевельнул вожжами, не столько хлестнув, сколько погладив лошадь по сытым бокам. — Такому хамить, потом беды разгребать замучаешься. Правда он ещё предупреждал, что вы личность не разговорчивая и не общительная.

— Кругом наврал, — посетовал Курой.

— Кругом, — согласился егерь.

И временное перемирие было подтверждено крепким мужским рукопожатием. Правильно, достаточно найти третьего, виновного в угрюмости двоих, и эти двое тут же найдут общий язык.

Эксперт, поняв, что вид столичного специалиста тут ни на кого впечатления не произведёт, расстегнул пиджак, ослабил галстук, а пальто с котелком и саквояж забросил за скамейку. И сунув тут же найденную соломинку в зубы, вольготно устроился на сиденье, вытянув ноги.

— И чем, позволь узнать, тебе так столичные щёголи не угодили? — спросил Курой.

За полчаса он намолчался вдоволь, хотя в лаборатории мог и за сутки слова не сказать. Но местные природные красоты настраивали на лирический лад. А, возможно, ему, как жителю городскому, птичье чириканье показалось слишком незначительным звуковым сопровождением.

— А ежели, допустим, не позволю? — покосившись на гостя, поинтересовался егерь.

— От обиды не помру, — заверил его Яте.

— Здравый подход к недостатку информации, — мотнул бородищей смотритель, полностью одобряя точку зрения тега. — Потому тебе и скажу. Только ты мне на один вопрос ответь. Вот, допустим, живёт себе существо. Нормально живёт, как все. А потом — бац! — и страх у него появляется. Буквально на пустом месте. Темноты там или пауков бояться начинает. Как считаешь, с чего такое?

— Это сейчас называют фобиями, — обстоятельно ответил Курой, языком перекидывая соломинку из одного угла рта в другой. — Целые труды по такому пишут. Но, если коротенечко, то все беды от переживаний. Обманула тебя баба, вот ты и начал от пауков шарахаться. Или старух ненавидеть. Это уже манией обозвали.

— Ну а ты-то как сам считаешь?

— Я-то? — тег задумчиво поскрёб ногтём бровь. — Ну, я же не философ и даже не юрист. Только медик недоучившийся.

— А всё-таки? — видимо, дипломированному философу, юристу, но всё же тоже не осилившему врачебное образование полностью, ответ тега казался важным.

— Да Седьмой знает, откуда что берётся, — отмахнулся криминалист. — Конечно, проще всего на переживания любовные всё списать. Но вот взять меня. Нет и не было никогда никаких страданий. А шестерёнки то и дело стопорит.

— Как это не было? — поразился егерь. — А ваша чехарда на Островах? Вас, небось, уже и грузили больными на всю голову.

— То же верно, — кивнул Яте. — Значит, правы адепты модного учения. Если ты с визгами пауков тапками гоняешь, то виноват в этом глубокий душевный надлом.

Егерь с ним полностью согласился. И свеженайденное взаимопонимание скрепили ещё одним рукопожатием.

— Вот и мне всё обрыдло — хоть волком вой. Ну, буквально бесил город! Я аж окна одеялами занавешивать стал, только б не видеть и не слышать ничего. Не поверишь, на улицу боялся выходить. Книгами обложусь и пишу, пишу, пишу. Правда, написал я изрядно тогда. Теперь-то моя книжонка в библиотеке при императорской академии пылится.

— А чего писал? — уточнил Курой.

— Так я тогда как раз троллями и увлёкся. Точнее, поделками их. Не поверишь: материалов по этому делу масса, да только никто их не систематизировал и серьёзно не изучал. А я вот взялся. Да только в городе-то за полгода один труд накропал и второй почти наполовину. Но как сюда приехал и блокнота не измарал. Некогда, сосны пересчитываю, — хмыкнул егерь и причмокнул, понукая никуда не спешащую лошадь. — Так о чём я? Это я уж тут понял, с чего на меня нахлынуло. Любовь, провались она к Седьмому. Любовь да обида.

— Бросила? — изображая сочувствие, выгнул бровь тег.