Тролльхеттен

Были спешно мобилизованы все члены единственной городской преступной группировки, которые могли держать оружие. Те, которые держать не могли, были мобилизованы тоже, и им готовилась почетная должность пушечного мяса. В числе последних оказались трое дезертиров, мечтавших о честной жизни, пятеро сторчавшихся до состояния больных синдромом Дауна наркоманов, двое больных туберкулезом в последней стадии, готовившихся к битве, как берсеркеры перед заведомо проигрышным боем, и один пациент психиатрической больницы, взявшийся обеспечить полевую связь с высшим разумом.

Из глубоких подвалов было извлечено самое различное оружие, с него стерли пыль и спешно смазали. Во имя начавшейся войны не скупились ни на что, и потому в арсенале Босха оказались три станковых пулемета советского производства, два автомата ППШ, снайперская винтовка СВД (притом, что снайперов у Босха не было), гранатомет «муха», противотанковое ружье времен Великой отечественной и легкая войсковая зенитка, стыренная из почившей районной армейской части. Зенитку погрузили в кузов джипа-пикапа убитого Кабана, отчего машина приобрела невиданно агрессивный дизайн.

Босх бил в тамтамы и призывал, во-первых, к мщению, а во-вторых, к справедливости, высказываясь в том смысле, что сила в городе может быть только одна, а значит, эти мерзкие стукнутые на голову сектанты должны все до единого присоединиться к своему гуру. В порыве вдохновения он вспомнил хлыстов и привел пример их изгнания советской властью, хоть хлысты и никакого отношения к секте Ангелайи не имели.

Мобилизовавшись по полной программе, непогожим вечером воины Босха выступили в свой крестовый поход. Кожаные куртки раздувались от прятавшихся под ними бронежилетов, а у кого их не было, те в скором порядке нашивали на майки стальные ложки, которые звякали на разные голоса, стоило сделать хоть один в шаг в таком броннике. Из-за этих самодельных кольчуг (одна из которых была заказана у плетущего кольца день и ночь фаната-ролевика) идущая в ночь армия бандитов казалась неким фантасмагоричным средневековых воинством. Торчащие в небо стволы зенитки только дополняли картину.

Выглядело это столь грозно, что торчащие из окна, на ночь глядя, две восьмидесятилетние бабушки в ужасе отшатнулись, поминая поочередно первую и вторую мировую.

* * *

А пятнадцатилетний Костя Шапошников, большой поклонник средневековых рыцарей и ролевик со стажем восхищенно оглядел идущее воинство и выдохнул:

— Вот это да! Армия тьмы!

После чего поспешно потушил свет, плотно зашторил окно, залез под кровать и пролежал там всю ночь, зажав уши руками, а на следующий день спустил в мусоропровод все свои любимые книжки про мечи и колдовство и никогда больше не возвращался к этой теме. Вот так мечты расходятся с реальностью.

Лучи мощных фонарей бесцеремонно обшаривали темные углы, и если кто-то попадался на пути грозного воинства, то был тут же схвачен и пущен вперед, как живой щит. Когда армия Босха прошагала три квартала до центра, этих страдальцев оказалось аж пятнадцать штук. Слух о том, что творят бандиты, очень быстро распространился по городу, и потому все население спешно попряталось.

Позади шагающей армии катился подвижной состав, сплошь состоящий из дорогих иномарок, и подсвечивал дорогу фарами. Шли молча, угрюмо и лишь изредка награждали крепким словцом ополоумевших сектантов и их почившего предводителя. Почему основная доля проклятий доставалось именно ему, наверное, из-за того, что в отличие от его паствы Ангелайя уже был недоступен для любого вида карательных мер.

А сектанты шли с песнями, облачившись в боевые, ярко малиновые одежды, и над головами идущих вились кислотной расцветки стяги. Паства Ангелайи несла над собой фанерные доски с ликом гуру, который ободряюще улыбался с них. В эти-то доски чуть позже бандиты стреляли с особенным ожесточением.

На следующее утро в одной из досок насчитали дюжину дырок, почти все из которых пришлись в правый глаз гуру и лишь одна в подбородок, точно в находившуюся там родинку.

Ангелайя был убит, но дело его жило. Сектанты горели священной яростью и безумной одержимостью. Смысл их жизни был утерян, и лишь месть имела теперь значение. Тоже отлично вооруженная, армия просвещенного Ангелайи не надела никакой брони, с голой грудью выступая против пуль. Ярость была для них защитой и тараном одновременно.

Кроме того, их было ощутимо больше.